Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

— Это что! Забавная история произошла в десятом году в Берлине. Двое боевиков, жаждая моей крови, сели мне на хвост, я видел их жестокие морды. Я пытался уйти от погони — тщетно! Они хотели загнать меня в тихое место, чтобы всадить нож или раскроить череп. Так мы оказались на Кёнигштрассе, возле прохода под полотном железной дороги. Справа стоит четырехэтажный дом. Деваться некуда, я — в подъезд. Боевики были от меня саженях в тридцати. Я влетел на третий этаж, внизу осторожно хлопнула дверь — вошли боевики. Звонить в дверь бесполезно, немцы не откроют, да и боевики успеют достать. Я вынул ключ от своей квартиры, попробовал открыть первую попавшуюся дверь — бесполезно. На лестнице слышу шаги. Я с ключом к другой двери — открыл! Вошел. Полумрак, в одной из комнат раздаются веселые голоса. Я осторожно прошел по всей квартире в надежде найти черный ход и выйти с другой стороны дома. В России такие двери бывают около кухни, но тут черного хода не было. Что делать? Вдруг слышу чьи-то шаркающие шаги. Я нырнул в ближайшую дверь, это оказалась ванная комната. Тут же в ванную зашла какая-то старушка, я прижался к стене. Она шмыгнула рядом, меня не заметив. В руках у нее почему-то был ночной горшок, содержимое которого она выплеснула в ванну, слила воду и удалилась. Как сердце мое не разорвалось! Я не выдержал, вышел в коридор, постучал в комнату, где весело шумели. Мгновенно воцарилась гробовая тишина. Я открыл дверь. На меня с недоумением глядела семейка — двое мужчин лет под тридцать, женщина и уже знакомая мне старушка. Я сказал: «Господа, простите, за мной гонятся какие-то злодеи, они хотят меня убить. Позвольте посидеть у вас немного. Они уйдут, уйду и я». Я был прилично одет и, видимо, произвел хорошее впечатление на этих людей. Они меня усадили за стол. Я сел на диван и едва ли не коснулся пола, так он был разбит. Хозяева улыбнулись, налили мне вина. Я выпил за их здоровье, еще раз извинился за свое вторжение, показал ключ, которым открыл дверь. Мужчины ушли на разведку и вскоре вернулись. Говорят: «Напротив входа дожидаются два каких-то головореза! Но мы вас через соседей, у которых есть ход на черную лестницу, проведем через дворы, под мост, и вы окажетесь на Александерплац». Так мы и сделали, я бежал от боевиков, благодарил своих спасителей и в тот же день уехал из Берлина. Больше покушений на меня не было.

Слушатели были в восторге, а Волчок со смехом сказал:

— Но трешник, на который меня оштрафовал Медников, пропал.

Азеф сделал успокаивающий знак рукой и великодушно пророкотал:

— Я «зелененькую» возвращаю вам сторицей: вот три тысячи марок!

Волчок вытаращил глаза.

— Это громадные деньги! — Вздохнул: — Спасибо, я у этих немцев поиздержался! Хочу в Россию возвращаться, скучаю. Там жена Раиса Васильевна, милая женщина, дочка Леночка — красавица… Этих денег мне вполне хватит. Я так был рад встретиться со старым знакомым, прощайте!

Откровения революционеров

Азеф и Ломакин уже за полночь вместе покинули «Эрмитаж», пошли гулять по ночному Берлину. Морозец усилился. В свете электрических фонарей бриллиантами сверкали свежие снежинки. Воздух был чист и свеж, на сердце наступило блаженное чувство покоя и умиротворенности.

Азеф поднял голову и долго глядел в черную провальную пустоту неба. Перевел взгляд на собеседника, сказал:

— Виктор Иванович, мы вряд ли еще увидимся. По этой причине мне легко быть откровенным. Вы первый, да и наверняка последний, с кем я так искренен.

Ломакин с интересом глядел на собеседника.

— Почему директор Департамента полиции Лопухин в восьмом году выдал вас террористам? Отчет суда вышел отдельной книжкой. Помнится, там прямо утверждалось: весь розыск по самой преступной партии — эсеров — велся по вашим указаниям. Именно благодаря вам были спасены жизни многих сановников, вы сорвали несколько покушений на государя. И вдруг — разоблачения Лопухина… Вся Россия недоумевала. Ведь за это преступление суд приговорил его к длительной ссылке в Сибирь, пока в 1912 году его не простил государь. Так в чем дело?

— Я сам долгие годы недоумевал. Одно дело — полоумный Бурцев, который делал себе карьеру на разоблачении агентов. Но аристократ и хорошо образованный Лопухин? Я не верил, что он по своей воле пошел на предательство. Так в чем дело? В двенадцатом году в Берлине я повстречал двоюродного брата Лопухина — Алексея Сергеевича. Он мне открыл глаза на правду. Лопухин в восьмом году находился в Париже и тут получил срочную телеграмму из Лондона, что похищена его дочь, восемнадцатилетняя Татьяна. Он бросился в Лондон, но в Кёльне в поездное купе вошел Бурцев и сказал: «В обмен на освобождение дочери вы должны сделать заявление в печати об Азефе, иначе ваша дочь будет убита! И дайте слово, что никогда никому о нашей беседе не скажете». Лопухин пошел на все, дочь получил обратно, а я с той поры оболган, был вынужден скрываться от боевиков. Я всегда был штатным сотрудником Департамента полиции и по возможности честно выполнял свои обязанности.

Ломакин спросил: