Еще один день

Одевшись, он выбежал в подъезд. Я прошел в ванную и умылся. В зеркальном отражении увидел натурального бичугана. Небритого, взъерошенного, с разбитой мордой и мутными глазами.

Славка вернулся минут через десять с двумя бутылками водки. Сели пить на кухне. Поначалу беседа не клеилась, но когда опрокинули по двести, Славик разговорился.

— …ну а как я мог еще поступить, брат, — прикурив сигарету, рассуждал он, — эта стерва мне чуть болт не откусила. Ну я и шлепнул ей по щеке. Слегка так, для ума. А эта сука сразу за нож! Чистый беспредел!

* * *

Домой я попал лишь на следующий вечер. Помню, как Славка грузил меня в такси, как я выронил ключ от домофона, и искал его, ползая на карачках. Как взбирался по ступенькам, отирая курткой грязные стены подъезда.

Помню Леркин голос. По- матерински строгий, и в то же время нежный, мягкий.

— Господи, — причитала она, — где ты шляешься?! Посмотри только, на кого ты похож! Что у тебя с лицом?!

Лера плакала. Она стояла в коридоре перед открытой дверью. На ней была вязаная ямайская шапочка и такой же расцветки шарфик. (Этот комплект я подарил ей на прошлый Новый год. Лерка была от него без ума). В руке она сжимала набитую до отказа спортивную сумку.

— Привет. Можно войти? — глупо улыбнувшись, промычал я, с шумом отлипнув от электрического щитка в подъезде.

Лера вышла из квартиры и приблизилась ко мне. Встала на цыпочки, поцеловала в щеку и вложила в мою ладонь холодную связку ключей. С трудом запихнув ключи в карман джинсов, я пошатнулся и повис на перилах, как старая половая тряпка.

— Прощай, Жень, — проговорила она, хлюпнув носом, — не могу так больше.

Она торопливо спустилась по ступенькам. Внизу пискнул домофон. Металлическая дверь чуть слышно стукнулась о косяк.

Я ввалился в квартиру. Не разуваясь, прошел в спальню. Дверцы опустевшего Леркиного шкафчика были демонстративно открыты. Даже вторая подушка с нашей кровати перекочевала на диван… Что было потом? Потом я уснул, чтобы никогда не проснуться.

Сектор

Я проснулся, прошаркал в ванную и открыл кран с холодной водой. Поплескал на заспанное лицо, завернул кран и глянул на счетчик. Крайний нолик преобразился в девятку.

Я вернулся в комнату, накинул махровый халат. Взял с журнального столика кредитку, вставил в портативный терминал, ввел пин-код, запросил остаток.

"1.047 руб."

Н-да, не густо. Совсем не густо, если учесть то, что косарь нужно отдать за свет… Придется снова брать кредит и гасить прошлый кредит… Деваться некуда. Финансовый хомут на шее затянется сильней.

Прошел на кухню. На холодильнике шипел радиоприемник. Вещал бессмертный "Маяк". Ведущий с трудом изъяснялся, коверкая русские слова, а то и вовсе переходил на родной китайский.

Похлебав концентрированного куриного супчика, я отправил тарелку в мойку и вошел в зал. Упал в кресло, отыскал обернутый целлофаном пульт, включил телек.

Дядька с лицом английского бульдога выиграл тендер на покупку очередного сектора нашего города. Какой-то бедолага получил пять лет за "незаконное пересечение границы сектора "P-98". Другого обвиняют в "вольнодумстве". Постойте-ка, это же тот неугомонный старикан в роговых очках. Мать моя женщина, ему все неймется! Аркадий Савчук, если не ошибаюсь. Выживший из ума камикадзе…

На другом канале ток-шоу "Зеркало". У гламурной тусовщицы родился даун…

Я выключил телевизор.

Через пару часов вернутся китайцы. Хозяева квартиры. Не думаю, что они будут в восторге, если застанут меня в зале. Я поднялся и поправил накидку на кресле. Скрыл следы преступления. Надо перебираться в свою комнату.

Когда-то эта "трешка" была моя. Досталась от покойных родителей. Но после финансового кризиса квартиру пришлось продать. Теперь я снимаю у китаез некогда родные девять квадратных метров.

Со дня Реформы прошло уже лет десять. Все мои друзья, родные и близкие оказались рассеянными по окрестным секторам. Связи с ними нет. По какому-то недоразумению я остался в том месте, или в том квадрате, как сейчас принято говорить, где жил раньше. Но от этого мне не легче.

Сегодня воскресенье. В выходные я чувствую себя еще паршивей, чем в будни. Стараюсь не вставать с постели раньше полудня. А просыпаясь, молю бога, (или кто тот глухо-слепо-немой старикашка наверху) в общем, молю его о том, чтобы этот день поскорей закончился. Но время, как назло, тянется мучительно медленно.

Я, словно капризный ребенок, оставшийся один в квартире, не знаю чем себя занять. Тупость дикая. И это неудивительно. Несколько лет каторжного труда, унижений, лишений, и информационно-развлекательного винегрета по ящику легко может превратить доцента МГУ в безнадежного дегенерата.

Я лежу, смотрю в потолок. Порой мысли нехорошие в голову лезут и я начинаю рыдать как баба, кусая подушку.

Сюдюшник и все мои диски давно распроданы. Книжная полка в зале завалена какой-то восточной хренотенью по дизайну. Китайцы постарались.