Еще одна сказка барда Бидля

Но гриффиндорская форма придает мне наглости и уверенности, я как будто вижу себя со стороны - аккуратного, подтянутого, безукоризненно причесанного. Я смотрю на него с вызовом. Да, я написал ту самую бумагу, да, я до сих пор не заключил контракт с Хогвартсом. Я пока что свободен. И я готов сейчас ко всему - после того, что сказала мне Мак Гонагалл, после того, о чем мы говорили с Роном и Герми эти два дня. Мы взрослые, мы другие, и если никто не хочет этого признать, нам остается просто встать и уйти. Да, уйти, хотя сейчас я абсолютно точно знаю, как называется то чувство, что я питаю к Северусу Снейпу, директору Хогвартса, бывшему Упивающемуся, бывшему Хранителю, моему спасителю и моему самому любимому человеку, который вновь смотрит на меня холодно и оценивающе. И пока мы поднимаемся по лестнице, я ощущаю, что груз, давивший на меня все эти дни, исчезает, и остаются только моя уверенность, моя гордость и моя любовь. Которую, если надо, я готов унести с собой из этого кабинета неприкосновенной. Я не подписал свой контракт, и то, подпишу я его или нет, будет зависеть только от этого разговора между нами. А то, что он вряд ли будет простым, я чувствую и по собранности и напряженности Северуса, и по тому, как быстро он поднимается впереди меня по ступенькам.

Мы входим в его кабинет, он сразу же отходит вперед, к столу и остается стоять там вполоборота ко мне - и я вздрагиваю. Как в моем сне - он смотрит на меня, стоящего позади, через плечо - ко мне повернут только его резко очерченный профиль. И молчит. В моих руках нет цветов, но я так же инстинктивно сжимаю ладони на груди - всего на секунду, пока осознание сходства не доходит до меня. И я опускаю руки.

- Гарри, - хрипло говорит он, - что именно тебе сказала Мак Гонагалл, что ты решился написать эту мерзкую бумагу?

Что это? Он обижен? Оскорблен? А о чем думал он - о том, что нам вечно позволено будет наслаждаться этим нереальным счастьем под крышей замка? Полно, мы не в Греймор-хилл, где меня можно было просто украсть, запереть, спрятать ото всех, сжимать в объятиях, разделяя призрачную жизнь на двоих. И то, что сказала мне Мак Гонагалл, открыло мне, наконец, глаза на то, что между нами происходит - мы становимся любовниками, я, мальчишка, герой магического мира, и он - директор Хогвартса. Нас разделяет все. Нам не позволят быть просто вместе - они разорвут нас своими интервью для Пророка, фотографиями в газетах, неудобными вопросами, неодобрительными взглядами, выговорами Совета попечителей. Наши шаги открыты всему миру, мы живем в стеклянном пространстве, абсолютно проницаемом для чужих глаз.

- Она сказала, что я здоров, и мне не место в директорских апартаментах. Что я должен понимать, что отвлекаю тебя от работы. Что больше нет причин претендовать на твое повышенное внимание. Что я такой же студент, как и все, пусть ты и балуешь меня. И с первого сентября я должен влиться в ряды своего факультета, чтобы закончить образование.

- А что ответил ты?

- Да, профессор Мак Гонагалл. И написал эту бумагу. Мерзкой ее не считаю. Я не буду здесь учиться.

Он по-прежнему не смотрит прямо на меня, только чуть опускает голову. А потом произносит совершенно ровно, будто и вовсе не обращаясь ко мне:

- Гарри, а как ты сам смотришь на это? Ты не думаешь, что мы несколько заигрались?

И когда он договаривает, потолок не обрушивается на нас. Я несколько секунд молча стою у двери, считаю про себя, пытаясь выровнять дыхание. Потому что я на какой-то момент позволяю себе не верить в то, что он это сказал. Или перед глазами сразу становится темно? Нет, наверное, здесь просто горит очень мало свечей, и в кабинете тусклый свет, а на улице дождь. И если замереть, можно услышать, как он барабанит по подоконнику.

- Вы хотите сказать, что наигрались, господин директор?