– Ты хочешь… ты могла бы попробовать… коснуться моей шеи, – неуверенно предлагает Огаст, ненавидя себя. – Ну, для исследовательских целей.
– Возможно, – говорит Джейн. – Но это было… это было в переулке. Мы спрятались от дождя в переулке, и мы смеялись, и я еще ее не целовала, но думала об этом неделями. Так что… – Она рассеянно поворачивается к пустой задней стене вагона, рядом с аварийным выходом.
– А. – Огаст следует за ней, непривлекательно хлюпая мокрыми кроссовками. Джейн поворачивается к ней, проводит двумя пальцами по тыльной стороне ее ладони. У нее напряженное выражение лица, как будто она крепко держит воспоминание в своей голове, перенося его в настоящее время. Она берет Огаст за запястье, подталкивая ее спиной к стене, и – о
– Она прислонилась к стене, – объясняет Джейн. Огаст чувствует, как ее плечи ударяются о гладкий металл, и в панике представляет кирпичи, царапающие ей спину вместо него, небо вместо поручней и мерцающих ламп, себя с хоть каким-то мужеством для того, чтобы это пережить.
– Ладно, – говорит Огаст. Они с Джейн во время часов пик прижимались друг к другу еще ближе, чем сейчас, но никогда, ни разу, это не ощущалось вот
– Да, – говорит Джейн. Ее голос стал тише. Видимо, она сосредотачивается. – Именно так.
Огаст сглатывает. Даже забавно, насколько она близка к тому, чтобы умереть здесь.
– И, – говорит Джейн, – я кладу руку сюда. – Она наклоняется и упирается ладонью в стену рядом с головой Огаст. Жар ее тела трещит между ними. – Вот так.
– Ага.
Это эксперимент. Это всего лишь
– И я наклонилась, – говорит Джейн. – И я…
Ее другая рука проводит по горлу Огаст, а потом скользит назад, гладя большим пальцем пульс Огаст, и глаза Огаст инстинктивно закрываются. Она касается кончиками пальцев волос Огаст и мягко убирает их с шеи. Прохладный воздух холодит ее кожу.
– Это… это помогает?
– Подожди, – говорит Джейн. – Можно мне?
– Да, – говорит Огаст. Не важно, какой был вопрос. Джейн издает тихий звук, наклоняет голову, и Огаст чувствует голой кожей дыхание – достаточно близко, чтобы имитировать жест, но не устанавливать контакт, и это почему-то хуже поцелуя. Это более интимно, как молчаливое обещание того, что она могла бы сделать, если бы хотела, и Огаст позволила бы, если бы они обе хотели одного и того же в одной и той же мере.
Губы Джейн скользят по коже Огаст, когда она говорит:
– Дженни.
Огаст открывает глаза.
– Что?
– Дженни, – говорит Джейн, отстраняясь. – Ее звали Дженни. Мы были в квартале от моей квартиры.
– Где?
– Не помню, – говорит Джейн. Она хмурится и добавляет: – Мне кажется, я должна тебя поцеловать.
В мозгу у Огаст становится мучительно пусто.
– Ты… что?
– Я почти закончила, – говорит Джейн, и Огаст еле сдерживает дрожь от этих слов, произнесенных этим голосом, этими губами. – Мне кажется…
– Что если ты… – Огаст откашливается и пробует еще раз. – Тебе кажется, что если ты… если ты меня поцелуешь…
– То я вспомню, да. – Она смотрит на Огаст с особым интересом. Не так, что она думает о поцелуе, а, скорее, она сильно сосредоточена на объекте, и этот взгляд ей катастрофически идет. Ее челюсть выглядит выступающей и угловатой, и Огаст хочет дать ей все что угодно, а потом сменить собственное имя и сбежать с континента.
Джейн смотрит на ее лицо, следя за дождевой каплей, катящейся от линии волос к подбородку, и Огаст знает,
Но Джейн смотрит с надеждой, и Огаст хочет помочь. И – что ж. Она верит в глубокий, практический сбор доказательств. «Отделяй одно от другого, – говорит себе Огаст. – Бога ради. Лэндри».
«Отделяй одно от другого».
– Ладно, – говорит Огаст. – Это неплохая идея.
– Ты уверена? – мягко говорит Джейн. – Ты не должна, если не хочешь.
– Не в этом… – Не в этом дело, но если Джейн до сих пор это не знает, то и никогда не узнает. – Я не против.
– Хорошо, – говорит Джейн с явным облегчением. Боже, она даже не представляет.
– Хорошо, – повторяет Огаст. – Для исследовательских целей.
– Для исследовательских целей, – соглашается Джейн.
Огаст расправляет плечи. Для исследовательских целей.
– Что мне надо делать?
– Можешь до меня дотронуться? – Джейн берет ладонь Огаст и прикладывает ее к своей груди, прямо под твердой линией ее ключицы. – Вот тут.
– Ладно, – говорит Огаст, и получается скорее дрожащий выдох, чем слово. – А потом что?
Джейн наклоняется, пользуясь своим ростом, чтобы закрыть собой Огаст, горя таким жаром, что Огаст не может найти объяснение холоду, ползущему по ее позвоночнику. Такая непоколебимая, прекрасная и близкая, слишком близкая, всегда недостаточно близкая, и Огаст полностью, необратимо, грандиозно пропала.
– И, – говорит Джейн, – я ее поцеловала.
Поезд выезжает из туннеля под оглушающий дождь.
– Она поцеловала тебя в ответ?