Еще одна станция

– Да ладно. – Огаст смотрит ему в глаза. – Почему ты сказал мне, что не помнишь ее?

Джерри опять раздраженно вздыхает. Его усы и правда живут собственной жизнью.

– Я не горжусь тем, каким я тогда был, – говорит Джерри. – Я не горжусь тем, каким другом я ей был. Но я бы никогда ее не забыл. Эта девушка спасла мою жизнь.

– Что? Типа в переносном смысле?

– В прямом смысле.

Огаст распахивает глаза.

– Как?

– Ну, знаешь, мы дружили, – говорит он. – В смысле, она дружила со всеми, но мы с ней жили в одном квартале. Мы весь день на кухне подкалывали друг друга, а потом шли в бар после работы, пили «Пабст» и говорили о девушках. Но однажды она пришла на работу и сказала, что переезжает.

– Переезжает? – выпаливает Огаст, и он кивает. Это что-то новое. Этого нет в хронологии.

– Да, – продолжает он. – Сказала, что с ней связался старый друг, которого она даже не думала услышать, и он убедил ее уехать. Когда я видел ее в последний раз, был ее последний день в городе. В июле 77-го. Мы поехали на Кони-Айленд, попрощались с Атлантическим океаном, покатались на колесе обозрения, выпили слишком много пива. А потом она потащила мою пьяную задницу на «Кью», и дай я расскажу тебе, каким тупицей я был: я, пьяный, как моя тетя Наоми на обрезании моего кузена, подошел к краю платформы, выблевал содержимое желудка и упал прямо там.

Огаст прижимает ладонь к губам.

– На рельсы?

– Прямо на рельсы. Тупейший поступок в моей жизни.

– И что случилось?

Он смеется.

– Джейн. Она вытащила меня.

– Офигеть, – выдыхает Огаст. Типичная Джейн, бросающаяся на рельсы, чтобы спасти кого-то, будто в этом ничего такого. – А что потом?

Джерри смотрит на нее.

– Деточка, ты знаешь, что произошло в Нью-Йорке в июле 77-го?

Она пробегается по своим мысленным заметкам. Сын Сэма[42]. Зарождение хип-хопа. Отключение электричества.

Стоп.

В ее голове голос Майлы: «Но, допустим, случилось масштабное событие…»

– Отключение электричества, – говорит Огаст. Ее голос высокий и напряженный.

– Отключение электричества, – подтверждает Джерри. – Я вырубился на скамейке, а когда очнулся, был гребаный хаос. Я еле доехал до дома. Похоже, я потерял ее в этом хаосе, а ее автобус был рано утром. Вот и все. Я больше никогда ее не видел.

– Ты не пытался ей позвонить? Убедиться, что она выбралась?

– Ты ведь знаешь, что значит отключение электричества, да? Я даже не мог спуститься вниз по улице, чтобы посмотреть, дома ли она. В общем, она мне после этого не звонила. Не могу сказать, что виню ее, после того как я чуть нас обоих не убил. Поэтому я и перестал в тот год пить.

Огаст жадно глотает воздух.

– И ты больше никогда ничего от нее не слышал?

– Не-а.

– Можно задать тебе еще один вопрос?

Джерри ворчит:

– Конечно.

– То место, куда она переезжала… это же была Калифорния, да?

– Знаешь… да, по-моему, так. Откуда ты знаешь?

Огаст набрасывает фартук на плечо уже на полпути к двери.

– Просто угадала, – говорит она. По пути к выходу она останавливается в кабинете и снимает со стены почтовую открытку.

В крошечном магазине электроники в нескольких кварталах от «Билли» она покупает ультрафиолетовый фонарик и ныряет в переулок. Она направляет свет на почтовую марку, как делала ее мама со старыми документами, с которых стерлись чернила, и он показывает тень того, где раньше были цифры. До этого момента она не думала, что важна точная дата.

Внизу индекс Окленда. «Мускатные мечты». Родной город, про который рассказывала ему Джейн, пока они передавали друг другу вино на крыльце. Огаст может представить его в красных шортах и с взъерошенными волосами, мчащегося по Панорамному шоссе в золотом солнечном свете.

Открытка датирована апрелем 1976-го.

Оги не умер в ту ночь в 1973-м. Он уехал в Калифорнию.

* * *

– Это словно эпизод «CSI»[43], – говорит Уэс с полным ртом попкорна.

– Сочту за комплимент, – говорит Огаст.

Она заканчивает приклеивать последнее фото и должна признать, это и правда похоже на небольшой прайм-таймовый детективный сериал. Только нитей не хватает. Нити – единственное, что отделяет ее от полномасштабного конспиролога – также известного как Полная Сюзетт.

(Она еще не включила то, что узнала про Оги, в хронологию событий. Маркеров всего мира не хватит, чтобы с этим разобраться, и уж точно не хватит места в ее голове. Одна вещь за раз.)

Майла и Нико ушли на обед, но Огаст не могла ждать, поэтому только Уэс и его огромная миска попкорна наблюдают, как она шагает туда-сюда перед белой доской на кухне. Уэс выглядит скучающим, а значит, он прекрасно проводит время и находит это все очень занимательным.

– Ладно, итак, – говорит она. Она поправляет очки на носу концом маркера. – Вот что мы знаем.

– Расскажи нам, что мы знаем, Огаст.

– Спасибо за твою поддержку, Уэсли.

– Меня зовут Уэстон.

– Это… господи, ты что, гребаный Вандербильт[44]?

– Сосредоточься, Огаст.