На этот раз поцелуй длился довольно долго, практически переходя уже в полный разврат. Пока он что-то неприличное творил с ее ртом, руки Демона путешествовали по телу девушки и то ласкали ее шею, то обводили по кругу соски, выпустив грудь из плена ткани, то как-то жестко вдавливались сквозь ткань ее штанов ей между ног. А потом он и вовсе закинул ее ногу себе на пояс и терся об нее так интенсивно, что в принципе это уже можно было считать сексом, ибо только жестко натянутые на эрегированном члене кожаные штаны отделяли его от проникновения. И то, кажется, немного все-таки получилось.
И вот в разгар этой вакханалии, когда я уже собралась вежливо оставить их вдвоем… точнее — втроем, так как Люций планировал посмотреть… или даже вчетвером, считая бабушку… Демон вдруг оторвался от губ девушки и резко вонзил клыки в ее шею.
Она аж вскрикнула и забилась в его руках, но он держал твердо, не давая отстраниться.
Он пил жадно и много, я такое видела только когда Люций бывал очень-очень голодным. В сексе он пил совсем чуть-чуть. Но Демон делал крупные глотки, словно пытался опустошить ее до конца. Девушка белела буквально на глазах. А ведь мне казалось, что она и так бледная, но теперь она едва отличалась цветом от снега за окном.
Зато ее взгляд становился все более ясным и чистым.
А потом даже испуганным.
А потом…
Демон оторвался от нее, тяжело дыша. Кровавая струйка тянулась из уголка его рта вниз по шее и терялась в разрезе рубашки.
Девушка дернулась за ним, потянулась, словно он отнял у нее маску с кислородом или пытается отобрать шприц с уже готовой инъекцией героина.
— Нет, нет, все. Хорош, — Демон закашлялся. — Уже понятно, что ты не моя.
Он выглядел так, будто из него пили кровь, а не он.
Лекарства. Точно.
Я вспомнила, каким становился Люций после того, как кусал наркоманов. Ну, ладно, значит скоро пройдет. А девушке действительно польза.
Она выглядела проснувшейся после долгого сна, растерянно смотрела на нас с Люцием, тянулась к Демону, робко трогая его за руку, но он отворачивался. Но была живая, нормальная.
— Неужели он теперь перекусает всех здешних обитательниц? — тихонько спросила я Люция. — Долго же будет.
— Пусть сам додумается до этой гениальной мысли, — фыркнул Люций.
— А от крови бывает ожирение? — озадачилась я. — Он же лопнет…
Демон отмахнулся в очередной раз от девушки и присел к нам на кровать четвертым.
— Наебалово какое-то… — он устало прикрыл глаза. — Я ей там метку оставил и пусть живет, но, кажется, это все не так работает.
— Долго думал? — лениво поинтересовался Люций. — Попробуй посмотреть другим взглядом.
— Каким? Я не врубаюсь, что ты от меня хочешь? — Демон заграбастал мою руку и положил себе на лоб, как будто я ему мамочка. — Это клиника неврозов, как у Алины была.
— Часть, единая с вампиром, должна крайне херово жить в нашем мире. Так что просто ходи и смотри. И жди, — посоветовал Люций.
— Ходи и смотри…
Демон со стоном поднялся и пошел ходить и смотреть.
Мы, понятное дело, отправились за ним.
Вот тут-то мне и стало плохо по-настоящему.
Я не знаю, почему, но в этой клинике почти не было мужчин. Так что, если вторую половину Демона и составлял какой-нибудь отвязный парень, он либо приспособился жить в нашем мире, либо прятался где-то в другом месте. И это было поводом задуматься — почему так много именно женщин не выносит реальность? Не могут же все они быть частью чего-то большего, второй половиной вампиров или иных могущественных созданий? Или могут?
Тогда вопрос меняется с «Почему так много женщин не принимают этот мир?» на «Почему именно женщины — части тех существ, что когда-то разбились на осколки?»
Темноволосая очень прямая грузинка с выдающимся носом. У нее черные, почти как у моих вампиров глаза, но в них нет той огненной ночи, что есть у них.
Их свет тоже припорошен лекарствами.
Я даже не сразу заметила, что она совсем молодая, нет и тридцати.
Несмотря на осанку и острый взгляд, он кажется старухой.
Очень полная, с широкими бедрами, но узкой талией, кудрявая, заводная. Постоянно смеется, что в этом месте выглядит странно. На ней ярко-красный халат с большими желтыми цветами, разлетающийся юбкой-солнцем. Непонятно, почему она здесь. Словно кто-то перепутал и на самом деле она не пациентка, а здоровая родственница. Но даже мне видно, что это оболочка, которая вот-вот треснет. А внутри скорчилась от ужаса совсем другая душа.
Старуха с высокой прической из белоснежных седых волос. В черной шали. Почти глухая. Идет по коридору с тростью, гордая как графиня. Увы, не слышит, как жалко шаркают ее ноги и не понимает, как мучительно смотреть на эти признаки дряхлости тем, кто может представить ее совсем другой.
Я снова задумалась о том, что век людей недолог в принципе, а век вампиров может сократиться благодаря сородичам. Что случается с другими твоими частями, если ты умираешь? Куда девается душа, которая и есть тот осколок всемогущего создания?
Люций когда-то не смог ответить мне на этот вопрос.