Андрей заканчивал училище. Как и предугадала Елена, заявления всех без исключения выпускников об отправке их в Афганистан уже лежали на столе начальника училища. Как не просила мать, как не молила Елена, Андрей тоже написал такое заявление, он не мог быть "белой вороной".
- Андрюша, пойми, эта война глупая, никчемная, если вы выживете, вам никто даже спасибо не скажет, наоборот, вы в своей стране изгоями станете.
- Что ты меня уже хоронишь! Что ты каркаешь! - злился Андрей и впервые серьезно поссорился с Еленой.
А она в предчувствии беды не находила себе места. Она уже готова была сказать ему, кто она, соврать, что якобы знает - он там погибнет. Но не могла. Во-первых, не могла открыться, после почти трех лет молчания; во-вторых, не могла врать, она все же не знала его судьбы. Но сердце болело, ныло, било в набат. А он слышал, но не мог на него откликнуться. "Долг чести", "офицерский долг", когда-то очень благородные весомые слова, сейчас звучали издевательством над волей этих мальчиков.
Заявления подписали всем, не смотря на то, что у некоторых выпускников уже были семьи, дети. Ничего не смогла сделать и Надежда, таков был приказ сверху.
Когда уже было ясно, что отъезд Андрея неизбежен, у Елены началась дикая депрессия: она не ела, не спала, не разговаривала, только пила крепкий кофе и курила. Андрей просил у нее прощения, валялся в ногах, злился, ругался, но она молчала. Чувствуя нарастающее отчаяние, она боролась с желанием махнуть на все рукой и умереть, пыталась настроить себя на то, что такие страшные предчувствия, на которых она слишком зацикливалась в прошлой жизни, обычно не оправдывались, сбывалось то, на что она мало обращала внимания или быстро забывала.
Но она все же не справилась бы с собой, если бы не Вильдам. Он на расстоянии чувствовал ее состояние (она эту неделю не работала, была в отпуске), но дома был постоянно Андрей. Вильдам знал это, потому что неоднократно звонил ей, но трубку поднимал всегда Андрей, она к телефону не подходила. В конце концов, он не выдержал и приехал. Андрей даже обрадовался его приезду. Сначала он не хотел никого вмешивать в их с Еленой отношения, даже матери запретил приходить, думал, что справится со своей проблемой сам, но его уже тоже охватило отчаяние: он не мог забрать своего заявления и не мог оставить ее такой.
- Где она? - с порога спросил Вильдам.
- На лоджии. Она уже две ночи не спит, все сидит там и курит, но не плачет. Выходит только на кухню, сварит кофе и назад. Я пытался ее спать уложить, она ложится, но через пятнадцать минут снова встает и идет на лоджию, - в глазах Андрея черная тоска сменилась мольбой: помоги хоть ты ей!
Вильдам прошел на лоджию, закрыл за собой дверь. Андрей смотрел через стекло балконной двери, как он подошел к забившейся в угол старого диванчика Елене, сел рядом, обнял за плечи, прижал к груди ее голову и стал гладить ее по волосам и что-то нашептывать. У него защемило сердце, но не от ревности, а от жалости к ней. Он отошел от двери и сел в кресло, сложил ладони и стал ждать.
А Вильдам говорил:
- Бедная моя девочка! Твой "ангел-хранитель" с тобой. Возьми себя в руки, успокойся. Ты ничего не можешь изменить. Ты можешь только жить, жить и ждать. Это трудно, но ты справишься, а я всегда буду рядом. Живи, моя золотая, ты еще не все сделала, что хотела. Ты же не знаешь его судьбы. А он не виноват, таково общество, такова эта жизнь. А ты люби и жди его. И пусть он уйдет с легким сердцем, а не с тяжелым камнем на душе. Твое настроение, твоя вера в него помогут ему выжить. Поплачь, пусть со слезами уйдут черные мысли, черные предчувствия. И вернись...
И она заплакала, сначала полились из глаз безмолвные слезы, потом она зарыдала, колотя его в грудь кулаками и причитая:
- Это я виновата! Это мне наказание за предательство! Но он-то тут при чем?
Вильдам прижимал ее голову к своей груди.
- Тихо, тихо, девочка! Он не должен ничего знать, тем более теперь, перед отъездом. Пусть его душа не омрачится ничем. Он должен знать и верить, что ты принадлежишь только ему, что ты будешь ждать его. Это нужно ему. Ты же все понимаешь...
- Да...
- Вот и умница! Выплакалась?
- Да.
- Спать хочешь?
- Да.
- А кушать?
- Нет. Только спать.
Вильдам поднялся. Он бы взял ее на руки и сам отнес в постель, раздел и уложил, но не смел, не имел права. Обняв Елену за плечи, он подвел ее к двери и позвал Андрея.
- Бери ее на руки, она очень слаба, и неси в постель, пусть отоспится.
Андрей бросился навстречу, легко подхватил Елену на руки и отнес в спальню. Вильдам вернулся на лоджию и закурил. Через пять минут к нему присоединился Андрей.
- Ну что?
- Спит. Уснула сразу, - Андрей закурил, помолчал. - Как тебе это удалось? Я третьи сутки бьюсь, но она, как закрылась от меня, не достучаться.
- Ты - муж, причина ее депрессии в тебе. А я - человек в данном вопросе посторонний. И потом, она же совсем девочка, ей бы еще маме с папой поплакаться, а их нет.
- Но она даже с матерью отказалась разговаривать.