Еще одно убийство...(СИ)

— Рано вы, — повернувшись к мужчине, он представил его. — Это мой друг Гордон Баум, я говорил вам, он работает в Бундестаге. Гордон, это Тилль и Рихард.

После рукопожатий все уселись: Гордон рядом с Тиллем, Ридель напротив него, справа от Круспе. Рихард отпил кофе и украдкой посмотрел на Гордона. Ему почему-то казалось, что работник Бундестага должен выглядеть немного иначе. У Баума были густые чёрные длинные вьющиеся волосы, собранные в растрёпанный хвост на затылке, густая, и тоже словно какая-то неухоженная, борода. Непропорционально длинный, острый нос с большими волосатыми ноздрями, узкий, чрезвычайно длинный рот и маленькие, на выкате, тёмные глаза. Брови были чёрными, густыми и срослись на переносице, что придавало лицу сердитое выражение. При этом одет он был дорого и со вкусом. Когда Гордон заговорил, Рихард удивился ещё больше. У Гордона был мягкий голос и идеальный выговор уроженца Берлина.

— Я ливанский еврей, с армянскими корнями, — сказал он, словно желая сразу расставить все точки над «i». — Мой прадед был армянином, жил в Ереване, но потом женился на ливанке и эмигрировал. Родился я в Ливане, но в детстве родители переехали в Берлин. Мне говорили, что я никогда не стану здесь кем-то, но, видимо, они ошиблись.

Оливер виновато улыбнулся и посмотрел на Тилля, словно извиняясь за прямолинейность друга.

— Я всегда хотел только справедливости, моя предвыборная программа направлена на улучшение жизни народа. На то, чтобы каждому в этой стране было хорошо: и коренным немцам, и таким, как я, эмигрантам. А ваш депутат — сволочь и карьерист. Ему нужна власть ради власти, власть ради денег, власть ради влияния. Вы знаете, что он педофил? — Гордон смотрел прямо на Рихарда, тот кивнул головой.

— Знаете?! Так почему же вы голосуете за него, почему же не хотите того, чтобы такие, как он, понесли наказание за свои проделки? — Баум прожигал Рихарда взглядом тёмных глаз. Круспе смутился и пожал плечами.

— Мы не голосовали за него, — отозвался Тилль, но Баум даже не взглянул на вокалиста и продолжил.

— Этот извращенец не так давно растлил дочь своей горничной, девочке не было и пятнадцати. Они тоже эмигранты. Я пытался сделать что-то, говорил с женщиной, пытался убедить, чтобы они заявили на него. Но нет, она молчит. Он просто дал ей денег и припугнул. Сволочи! — Баум уже почти кричал, некоторые люди стали поворачиваться к ним. Официант, собиравшийся было подойти к их столику, поспешно свернул и направился в другую сторону.

— Гордон, — Ридель перегнулся через столик и положил руку на рукав Баума.

— Да, простите, — Гордон успокоился. — Просто сейчас выборы, и я на взводе, — он тяжело вздохнул и отвернулся.

Тилль молча смотрел на него, повернувшись вполоборота. Круспе мешал ложкой в чашке, поднимая гущу со дна. Ридель постукивал тонкими пальцами по краешку стола.

— Мне Олли рассказал про вашу журналистку, — Гордон снова посмотрел на Круспе. — Я почти уверен, что этот педофил приложил руку к её смерти.

— Почему? — Рихард положил ложечку на край блюдца и снова закурил.

— Да потому, что если бы статья вышла, его карьере настал конец. Это грязное дело, и избиратели потеряли бы доверие. Этот лицемер везде кричит о любви к детям, помощи сиротам. Его предвыборная программа направлена на улучшение образования, на снижение уровня детской преступности, а тут такое. Он и две школьницы. Сами понимаете, как бы всё это выглядело.

Рихард мимоходом подумал, что Баум слишком хорошо осведомлён о деле с проститутками: так, словно сам видел фото. Хотя, возможно, Оливер всё ему рассказал.

К ним подошёл официант; с опаской посмотрев на Баума, он положил на середину стола два меню, забрал пустую чашку у Рихарда и поспешно удалился.

— То есть, вы хотите сказать, что фото с проститутками его бы скомпрометировало? — уточнил Рихард.

— Ещё как, — Баум раскрыл меню, низко нагнулся над ним, сощурил глаза. Видимо, у него было плохое зрение, но по каким-то своим соображениям он не хотел носить очки. Прядь волос упала ему на лицо, он откинул её рукой. Подняв глаза на Риделя, он спросил. — Ты что-нибудь будешь?

— Нет, ничего не хочу.

Баум кивнул, закрыл меню, отложил в сторону, и, снова посмотрев на Рихарда, продолжил:

— У него низкий рейтинг, но, тем не менее, выше, чем у меня. На сегодняшний день ему хватает голосов, чтобы пройти. Но если бы в газете, да к тому же такой солидной, появились бы его фото с малолетками, его предвыборная гонка была бы закончена. Вы, немцы, чрезвычайно толерантны, но даже у вас есть предел дозволенного. Ангела Веспе была остра на язык; я читал её статьи и поэтому знаю, о чём говорю. Статья уничтожила бы его карьеру на самом взлёте, — он махнул рукой официанту, тот почти сразу подошёл.

— Мне, пожалуйста, молочный коктейль с вишней, — Баум исподлобья взглянул на официанта. — У вас же приличное заведение?

— В каком смысле? — официант окинул непонимающим взглядом всех за столиком.