Еще шла война

— Теперь ясно — он самый, — определил забойщик. — Таких «лысых» в нашем пласте, как груш на дереве. И, скажи, какой коварный, ни по каким приметам не разгадаешь, когда с ним свидание будет. А напоролся — зубка как не бывало. Я этих зубков каждую смену по десятку меняю. А у тебя, небось, ни одного про запас не имеется, признайся?

Полевода смутился и промолчал. Конечно же, у него не было запасных зубков.

— В таком случае — на, держи, — протянул ему Кавун похожий на короткую пику стальной зубок. — Когда-нибудь и ты меня выручишь. Наш бригадир правду сказал: один за всех, и все за одного. Словом, человек человеку друг и приятель, а не волк или шакал какой-нибудь, ясно? — И покровительственно похлопал Дмитрия по плечу.

Кавун помог выдолбить камень и ушел, а Полевода все еще думал: тот ли это человек, о котором у него сложилось мнение как о нахалюге и рваче? Перед ним вдруг предстал совсем другой Захар — простой парень и, по всему видно, хороший товарищ.

Когда после смены шли по штреку к рудничному двору, Дмитрий старался «пасти задних» и не вмешивался в разговор. Бригадир придержал шаг, поджидая Полеводу, сказал участливо:

— Притомился? Оно и понятно. Первая смена никому легко не давалась. А вообще, хвалю, молодец, что не сорвался.

Устал ли он? Нисколько! Сказали б ему сейчас отработать еще смену, не задумываясь, вернулся бы обратно в забой, особенно с такими дружными, хорошими ребятами, как у них в бригаде. Ему даже стыдно стало, что не умеет разбираться в людях, видит в них не главное, а наносное, мелочное, что сегодня может прилипнуть к человеку, а назавтра, смотришь, бесследно исчезнет. Даже забойщик Горбань показался ему другим. На рудничном дворе в ожидании клети Николай Васильевич подошел к Полеводе и поздравил с первой удачей. Это тронуло Дмитрия, и он с благодарностью посмотрел в по-отцовски добрые глаза старого шахтера. Смущало только, что Горбань верующий. Взять бы и сказать ему прямо в глаза: «Брось-ка ты, батя, эту религию. Не личит она рабочему человеку». Но, конечно, он не мог при всех сказать такое пожилому забойщику.

IV

На шахтном дворе Полевода встретил Ларису Елкину. Она была в запятнанном маслом комбинезоне и шапке-ушанке. В руке держала ключ с отколотым зубом. Поздоровались, разговорились.

— Где ты сейчас? — спросил Полевода.

— Помощником машиниста подъема работаю.

— И давно?

— Вот чудак этот Полевода, сколько раз видел меня в нарядной и спрашивает — давно ли?

Митя вспомнил, что Лариса имела привычку говорить с людьми так, будто рассчитывала на посторонних слушателей.

— Я ни разу не видел тебя, Лариса, — смутился он. — Правда, однажды заметил в автобусе. Думал, по какому-нибудь делу приехала на шахту. А о том, что ты здесь работаешь, впервые слышу.

— Ну тогда другое дело, — сказала Лариса и тоже смутилась. Золотистые веснушки на вспыхнувших щеках вдруг исчезли, как бы погасли. — А я уже подумала, что зазнался. Как-никак забойщик!

— Действительно! Есть чем задаваться, — небрежно проговорил Полевода.

— Не скажи, все же ведущая профессия, — возразила Лариса и несколько раз перебросила сломанный ключ из руки в руку.

— Машинист подъема тоже не последняя специальность, — вставил Дмитрий.

— Когда-то я еще буду машинистом… — уныло сказала Лариса. — А ты уже забойщик. О вашей бригаде в газете пишут. Коммунистической скоро называться будет. А у нас даже бригаду нельзя создать, — пожаловалась девушка. — Машинист да я…

— Отец мой да я… — вспомнил Полевода Некрасова, и оба рассмеялись.

За несколько минут они перебрали в памяти всех одноклассников, поведали друг другу о последних месяцах своей жизни. Лариса рассказала, что ездила в Донецк, пыталась поступить в медицинский институт, но не прошла по конкурсу и теперь решила учиться заочно.

Митя разглядел на ее чистом чуть выпуклом лбу первую складку.

— Только нелегко мне будет, — помолчав, сказала она и опять перебросила ключ из руки в руку. — Тебе хорошо, у тебя здесь мать, дома живешь, а я у чужих, за три километра отсюда… — Махнула рукой куда-то в сторону. — Уйти в общежитие неудобно, да и совестно: как-никак с детства у них. А ездить на шахту каждый день не близкий свет. Работа да разъезды отнимают все время, для учебы одни минутки остаются…

Слушая ее, Митя думал: «Нелегко приходится Ларисе». Но вслух ничего не успел сказать.

Лариса вдруг проговорила:

— Одного парня мы с тобой не вспомнили. Пышку, Звонцова.

Полевода подумал: и хорошо сделали, что не вспомнили.

— Работает он у нас на шахте газомером, — продолжала Лариса. — Легче специальности не придумаешь: ходи с пустыми бутылками по горным выработкам, бери воздух для анализа — вот и вся работа.

— Он же собирался в институт! — удивился Полевода.