Еще шла война

Кучер в ответ многозначительно подмигнул, все, мол, понятно, и, довольный, что с беспокойным конюхом разговор закончен, лихо вскрикнул:

— Но-о, легкокрылые!

Через минуту лошади уже резво мчались по снежной дороге, блестя подковами; чесаные гривы развевались по ветру.

Опанас Андреевич, пока сани не скрылись из виду, смотрел им вслед, думал: исполнит ли Кузьмич его наказ, не забудет ли?..

Сани то и дело заносило в стороны. Они ударялись полозьями о кочковатые обочины дороги. Но Кузьмич надежно восседал на облучке: такого не сбросишь. Это был лучший кучер в колхозе. Он знал все дороги, куда бы они ни вели от Красного села, в каких бы лесочках и балках ни прятались и как бы хитро ни переплетались между собой. Все значительные выезды, какие только были у колхоза, числились за Саввой Лемешко. Как только стало известно, что бригадир полеводческой бригады колхоза имени Ленина Галина Бойко согласилась приехать в артель «Светлый путь» поговорить с народом об опыте работы по выращиванию сортовой пшеницы, председатель наказал Кузьмичу ладиться к отъезду.

Два дня готовился колхозный кучер. Сани, сбруя — все было не меньше десяти раз тщательно проверено, опробовано руками самого кучера. Ни прочность, ни изящество отделки саней и сбруи не вызывали сомнений ни у него, ни у старшего конюха. И только когда дело дошло до того, каких запрягать лошадей и сколько — пару или приспособить еще и пристяжную, — тут-то и закипел спор у Кузьмича со старшим конюхом.

Опанас Андреевич, хороший знаток пород, усердно советовал ехать не иначе, как на буланых, так как это скакуны редкостной крови, и вряд ли такие имеются в колхозе, куда собирался Лемешко.

Старший конюх расписывал буланых, как только умел, доказывал, что такие копыта, такой постав шеи и, главное, такую красивую голову имела только эта и никакая другая порода лошадей. В других колхозах, которые на пути повстречаются Савве Кузьмичу, люди будут завидовать. Многие колхозы имеют хороших скакунов, но таких буланых, таких игривых не везде сыщешь.

Кузьмич же смотрел на свой выезд по-иному. Он знал одно: ему надо аккуратно исполнить свой почетный долг. А так как путь к колхозу имени Ленина был не из легких — а в особенности в такое время года, когда только и жди распутицы, — он предпочел буланым вороных, более выносливых, хотя, как он не без лукавства заметил конюху, и не особенно породистых кровей. От пристяжной он также решительно отказался. Это окончательно рассердило старшего конюха. Он даже прикрикнул на кучера, но тот, сделав вид, что не расслышал его, промолчал. У Опанаса Андреевича было благородное намерение: ему хотелось возвеличить свой колхоз, наглядно показать соседям хозяйственную струнку колхозников. Разве за это можно обижаться на человека? Но Кузьмич был твердо убежден, что не тот случай и не то время для этого выбрал старший конюх.

— Пойми ты, Опанас Андреевич, — говорил Кузьмич. — Мыслимое ли дело в такую пору с пристяжной разъезжать? Дорога — что тропка: жалкой узости. Бежать пристяжке, как ни крути, доведется по обочинам. Где кочка, где ямка, где бугорок — все ее. Гляди, еще ногу повредит. Что тогда мне колхозники запоют?..

Но конюх отказался слушать. Весь день он избегал встречи с кучером. А когда ранним утром, чуть зорька, Кузьмич пришел на конный двор, Опанас Андреевич, как ни в чем не бывало, приветливо поздоровался с ним и, как всегда в эту пору, был в добром, хлопотливом настроении. Сам вывел вороных и даже помог кучеру ладить сани и все говорил о чем-нибудь. Кузьмич больше слушал, а если отвечал, то осторожно, подбирая слова помягче да поласковее, опасаясь, как бы не испортить настроение человеку.

У правления, на крылечке, кучера уже поджидали председатель и несколько колхозников.

Сходя с порожка, председатель предупредил:

— Гляди же не задерживайся, Савва Кузьмич, народ не подведи. Всем колхозом ждем Галину Петровну.

Кучер понимающе кивнул головой, хотел что-то сказать, но подошла Анастасия Солод — бригадир полевой бригады, заговорила и спутала все его мысли.

— Не забудьте напомнить Галине, чтобы экспонаты прихватила для наглядности, — наказывала Солод, — пшеницу, кукурузу. Словом, вы только напомните, а она уж сама знает, что взять.

Савва Кузьмич понимающе кивал, стараясь запомнить все, что приказывали и председатель, и бригадир. Тем временем подошли еще несколько колхозниц и тоже стали давать каждая свои наказы.

Тогда Кузьмич, чтобы не забыть, стал записывать в блокнот все, что, по его мнению, было достойно внимания.

Тем временем председатель колхоза в третий раз обошел вокруг лошадей, поправляя на них сбрую. Нагнувшись, он осмотрел сани, а в одном месте даже протер ладонью припудренные морозной пылью расписные узоры и залюбовался ими.

Спрятав блокнот в боковой карман, давая понять, что пришло время кончать разговор, Кузьмич спросил у председателя:

— Трогать, что ли, Иван Платонович?

— Трогать-то трогать, — сказал председатель, как будто чем-то недовольный, — а тулуп-то не прихватил? Вдруг задует, не лето ведь.