Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели

Техническое отступление, не очень уместное, но просвещающее Когда вышли первые «Жигули», сделанные по итальянской технологии, я очень удивился, что на их карбюраторах не стоят ограничительные шайбы на период обкатки. Такие шайбы стояли на всех двигателях «Побед», «Волг» и «Москвичей». Шайба исполняла роль удавки, затянутой на шее бегуна, чтобы, он перемещался только ползком, пока не окрепнет. В инструкции же по «Жигулям» всего лишь приводилось пожелание (!) не превышать скорость 90 км/час (!!!) на первой тысяче (всего-то!) километров пробега. Оказывается, все дело в точности изготовления деталей двигателя. При низкой точности эти детали должны долго прирабатываться, притираться друг к другу, чтобы нормально работать дальше. Даже обычные рабочие обороты в период обкатки двигателя могут полностью «запороть» его. После «тихоходной» обкатки из двигателя, вместе со сменяемым маслом, выходит уйма металлических опилок, до того бывших «неточностями», разными заусенцами и повышенными допусками в размерах. Поэтому тщательная, а значит – длительная и спокойная, обкатка новых двигателей на сварочных агрегатах, была для нас условием их относительно надежной работы в будущем.

В гостиницу возвращаюсь поздно вечером, голодный как волк. В портовом Мурманске, где жизнь должна бить ключом круглосуточно, все уже заперто и закрыто, как в провинциальном и глубоко сухопутном Урюпинске. Единственный маяк освещает эту унылую картину: ресторан «Арктика», куда я и направляю свои стопы в военно-морских ботинках.

Здесь, за плотно зашторенными окнами, шумит и заправляется весь Интернационал. Просто поужинать, не заказав спиртного, – это плюнуть в нежную душу официанта. Заказываю прожиточный минимум, быстренько все загружаю вовнутрь, закуриваю и расслабляюсь. За соседним столиком звучит родная немецкая речь. Один из немцев хмуро оглядывает меня. Я, знакомый с «партиципами» и «кондиционалисами», а также со всеми сварочными терминами на немецком, бодро ввязываюсь в разговор. Выяснили: оба мы инженеры, оба не любим военную форму. На вопрос о том, где же мой немецкий друг был в 1941 – 45 годах, он быстренько ответил, что был очень болен все это время. Я не поверил, немец начал что-то объяснять со скоростью, значительно превышающей порог моего восприятия. После моих настойчивых «langsamer» (медленнее) и «deutlicher»(отчетливее) мы вернулись к исходным истинам и темпам. На той стадии разговора, когда мы заказали еще по сто грамм, чтобы выпить за взаимопонимание, мир и дружбу между народами, совершенно трезвый капитан из патруля объяснил мне, что для меня эта мирная конференция может закончиться на гауптвахте. Переговоры пришлось завершить без подписания итоговых документов…

Шторм на всю жизнь

На всю оставшуюся жизнь…

(Из кино)

Вот трюмы загружены до уровня первого твиндека. Открытый проем носового трюма закрывается полом из досок, проем на верхней палубе тоже закрывается балками и брезентом. На этой крыше оборудуется наклонный входной трап, напоминающий снаружи большую собачью будку, обтянутую брезентом. Пространство между полом и крышей и будет временным кубриком для матросов и старшин. Никаких нар не предусматривается: путешествие не должно быть долгим, да и времени не хватает. Моя команда занимает угол трюма в носовой части. Есть много свободных толстых досок, и я принимаю решение сделать для своих ребят нары, чтобы они не валялись на сыром полу. На скорую руку сооружаем на стойках из тех же досок двухэтажный настил: на каждом «этаже» может разместиться человек 15–20. Для жесткости всего сооружения закрепляем гвоздями несколько раскосов. Мне хочется их поставить побольше, да еще и в другой плоскости, но они затрудняют «вход» на нижний этаж.