Ещё один брак по расчёту (СИ)

Ничего нового Катриона не услышала, так что можно было спокойно заняться осмотром нового добра. В этот раз было, в общем, немного. Наверное, бо’льшая часть груза отправилась в детскую, а в гостиной остались неизменные рулоны тканей, от бельевого полотна до бархата. Ещё был ящичек с флаконами жидкого мыла и душистого мела, чтобы чистить им зубы. Ещё были стёганые с богатой вышивкой тёплые штуковины вроде той, что носил сам консорт… Как же их?.. Одно время, насмотревшись на Елену Ферр, иные женщины в Волчьей Пуще сами пробовали сшить такие, но постепенно почти все перешли обратно на меховые безрукавки: очень уж муторное это было занятие — простёгивать шерстью длинные и просторные одеяния. «Чапан», — вспомнила Катриона, встряхивая слежавшийся складками ярко-синий атлас, выстеганный пухлыми ромбиками. Аларика уже накинула поверх платья нежно-зелёный в жёлтых и розовых цветочках и вертелась перед зеркалом, охорашиваясь. Винно-красный с каким-то золотистым орнаментом, очевидно, предназначался сиру Эммету.

Ещё были две одинаковые коробки, недовольно зазвеневшие, когда их сдвинули с места. Посуда, что ли, там лежала? Вот уж была нужда везти чашки-тарелки аж из Озёрного! Гончар в Старице делал очень даже приличную посуду, всё баронство пользовалось и не жаловалось. Катриона пропорола бородкой ключа полосу толстой грубой бумаги, которой коробки были заклеены: ну точно, тарелки, и много.

— Ваш подарок на рождение сына, сестрица, — пояснил Меллер и отсалютовал Аларике бокалом.

У неё заблестели глаза, и она, оттеснив Катриону, немедленно принялась выкладывать тарелки на стол, откидывая какую-то сероватую ворсистую тряпку, которой посуда была переложена, чтобы не побилась. Тарелки были разных форм и размеров, но одинаково расписанные — по тонкому, почти прозрачному белоснежному фарфору сплетались венками бледно-розовые вьюнки. Катриона почему-то вспомнила, как в конце лета увидела возле дороги молодое деревце, сплошь покрытое розовыми цветами, и не сразу сообразила, что это могло так буйно расцвести в такое неподходящее время. Только подъехав поближе, она поняла, что это удравшие откуда-то садовые вьюнки оплели ясень: высоко, надёжно, много солнца… знай себе цвети. Ещё ей подумалось, что Аларика сама похожа на такой вьюнок — дайте ей надёжную опору, и она расцветёт. Не то что её сеньора. «Мне больше подошли бы тарелки с чертополохом, — решила Катриона с невесёлым смешком. — Чертополоху никакой опоры не надо».

Аларика тем временем вытащила из опустевшей коробки длинную полосу той самой ворсистой тряпки. Выглядела она не слишком опрятно, с торчащими нитками и пролысинами в ворсе, но даже на вид казалась мягкой и приятной на ощупь.

— А это что? — с любопытством спросила Аларика.

— А, — отмахнулся Меллер, — Веберы пробуют ткать полотенечное полотно вроде того, какое производят в Джанаане. Те самые знаменитые джанаанские махровые полотенца, хлопковые, но дороже шёлка, потому что покрыты мелкими петельками с обеих сторон. Мягкие, пушистые, прочные… за попытку выведать секрет их изготовления полагается медленная и мучительная казнь, но попытки украсть чертежи станков всё равно предпринимались во все времена. Веберы решили не красть, а попытаться создать что-то подобное самостоятельно. Пока получается неважно, но дядя Рутгер не сдаётся. А это неудачные образцы, не выбрасывать же их. Посмотрите, может быть, для чего-нибудь пригодятся.

— Да уж, неудачные, — пробормотала Катриона, потрогав в самом дел мягкое и пушистое полотно. Подумаешь, нитки торчат. Просто обрезать их аккуратно поближе к основе, а вытираться таким полотенцем будет гораздо приятнее, чем льняным. — Нарезать полотенец, подрубить края…

— А где лысины слишком большие, вышить что-нибудь, — подхватила Аларика, нежно погладив небольшое овальное блюдо — подаренная посуда явно занимала её больше, чем ворсистые тряпочки. — Ох, братец, спасибо! Сира Катриона, а давайте будем этот сервиз подавать не по праздникам, а всякий раз, как в гости кто-нибудь приедет? Чтобы такая красота не пылилась зря на полках.

— Ну… если вам не жалко.

Та дёрнула плечиком.

— Была бы у меня дочь, можно было бы сберечь ей в приданое. А сыну эти тарелки — зачем? Мужчины вообще замечают, во что им еду положили?

Мужчины переглянулись, коротко посмеялись и признали, что нет, не очень. Главное, чтобы она была, эта еда, а поесть можно хоть из чего.

Оставался последний тюк, довольно большой, но лёгкий, словно это перину сложили в несколько раз и зашили в дерюгу, оберегая от влаги, пыли и острых углов.

— Ох, ничего себе! — вырвалось у Катрионы, когда она подпорола угол тюка и оттуда вывалился моток толстой, мягкой, невероятно ровной пряжи солнечно-жёлтого цвета. — Откуда такая красота?