— Вам нравится? — подозрительно, но при этом чуть ли не с облегчением спросил Меллер. — Мне тётушка Елена практически навязала вот это. Посмотрите, это и правда хорошая идея — красить в разные цвета не сукно, а пряжу? Я, конечно, видел, как здешние женщины вывязывают узоры из чёрных и белых ниток, но я не уверен, что они оценят синие и жёлтые.
— Шутите? — поразилась Аларика, перехватив пряжу у Катрионы, продолжившей распарывать шов. — Да я сегодня же посажу Минну вязать… Ладно, пусть сперва закончит ту пару.
— Мне кажется, надо придержать до Солнцеворота, — заметила Катриона, разглядывая разноцветные мотки. Особенно ярких цветов не было, всё же это не шёлк для вышивания, но смотрелось всё равно очень нарядно. — Подарим родственницам и соседкам по два-три мотка. Я так понимаю, госпожа Елена этого и хочет? Чтобы попробовали и захотели ещё таких же?
— Скорее всего, — признал Меллер.
— Ну вот, а я как-никак ей кое-чем обязана.
Он быстро и остро глянул на неё:
— Не любите оставаться должной?
— Не люблю. А без её помощи разрешение на брак я наверняка получила бы этой осенью, когда срок траура давно бы сам закончился. Сира Аларика, — она зачем-то встряхнула мешок, в который превратился распоротый тюк, — уберите это в кладовку перед теплицей, ладно? Я пойду проверю, как там сира Клементина.
… — Тогда Шульц совсем испугался, бросил копье и побежал. Побежал и нечаянно наступил на зубья граблей, которые лежали на траве. Грабли подскочили и стукнули его по лбу. «Ай, ай! — закричал храбрый Шульц. — Сдаюсь, берите меня в плен!» А Якли, Марли, Ергли, Михель, Ганс и Вейтли бросили копье и закричали: «Если ты сдаешься, так и мы сдаемся! Берите всех в плен!» Кричали, кричали, а потом видят — некому их в плен брать: одни они на лугу. «Вот что, — говорит Шульц. — Не надо об этом случае рассказывать. А то над нами смеяться будут». Так они и порешили молчать до тех пор, пока кто-нибудь из них случайно не проболтается.
Аларика хихикнула, сир Эммет тоже фыркнул, а Мадлена сказала:
— Вот так храбрецы! Шмеля испугались. А дальше, дядя?
Книга с толстыми, будто бы картонными страницами лежала у неё на коленях, на рисунке семеро смешных человечков шли гуськом, держась за одно длиннющее копьё, рисунок этот был цветным, и Катрионе даже слегка неуютно стало от мысли, сколько же такая книга может стоить.
Меллер продолжил то ли читать, то ли рассказывать наизусть смешную сказку про семерых трусишек, решивших поискать себе приключений. Левой рукой он при этом перелистывал страницы, а правой обнимал Мадлену, сидящую у него на коленях и привалившуюся к нему головой. Её-то Катриона могла понять: бить дочку сира Вальтера, хотя бы и погибшего, муж Беаты не смел, конечно, но и любить её мужику было не за что; а тут тётушкин консорт с нею возится, как с родной — в город взял, всякого добра накупил, сказки читает… Зачем бы только самому-то Меллеру всё это делать? Крысёнок же не из его стаи.
В гостиной, в присутствии маршала, его супруги и особенно гувернантки, она смолчала, а вот когда Меллер пришёл к ней в спальню, не удержалась:
— Не позволяйте Мадлене так виснуть на вас.
Меллер чуть сощурился.
— Это прямой приказ главы семьи? — уточнил он каким-то странным тоном и придержал концы развязанного пояса, не торопясь снимать своё одеяние, на поясе этом и державшееся. — Вы сами её не любите и относиться к ней по-доброму не желаете, поэтому требуете, чтобы и остальные вас поддержали? Чтобы дали понять девочке, что она ублюдок вашего брата, подобранный даже не из милости, а просто потому что иначе неприлично? Не ожидал, сира. И прямо скажу, разочарован. Это же кровь вашего брата, единственное, что от него осталось.
— Да нет же! — вспыхнула Катриона. — Ничего такого! Но она уже не маленькая, чтобы лезть на колени к мужчине, который ей даже не родня по крови.
— Законный супруг её родной тётки — это не родня? — удивился Меллер. — И что значит «не маленькая»? Ей пять только-только исполнится через две недели. Хотя, — усмехнулся он, — мои сёстры до самого замужества, когда им было больно или грустно, всё норовили забраться к отцу на колени. Я им ужасно завидовал, но сам бы, конечно, так делать не стал: я же мужчина!
Катриона недоверчиво покачала головой, вспомнив важного грузного господина с тростью и представив у него на коленях двух совсем уже взрослых девиц. К своему отцу ей и бы и в голову не пришло на коленки проситься даже в семь лет, не то что в семнадцать.
— Вам-то она зачем? — спросила Катриона. — Если вдруг так и останется единственной наследницей Вязов?
Меллер фыркнул.
— Ну да, — ядовито сказал он, — пусть любит, доверяет и не лезет в мои дела по управлению её имением. Очевидно, в то, что я хочу, чтобы у ребёнка было немного детства, вы не поверите? Я же торгаш, ворюга и обманщик, и просто привязаться к кому-то не способен по определению.
— Я этого не говорила! — возмутилась Катриона.