Читаем Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ) полностью

Именно об этом и думалось Жюстин, когда она сидела за невысоким столиком напротив женщины-анестезиолога, которая рассказывала ей, с бережной тщательностью выбирая фразы, о принципах действия общего наркоза...


- 18 -


В четверть двенадцатого Мишель Рамбо очередной раз отложил в сторону сигнальный экземпляр ЛФ, который просматривал перед публикацией. Вторая часть его собственного "Сказания" выглядела нормально. Он крайне не любил, когда оформители пороли отсебятину и сопровождали его тексты стилизованными иллюстрациями или некими "вензелями" по кайме. Их и не было: что ж, отлично... Надо посмотреть ещё кое-что из написанного коллегами - и, наверное, можно домой. Главный редактор перед выпуском обычно просил, чтобы несколько авторов - в том числе и он, Мишель, поскольку считалось, что у него хороший вкус, - проверяли уже напечатанный номер: мало ли что можно ещё подправить... Редактор именно просил, не настаивал, но в этот конкретный вечер Рамбо решительно не видел причины не приехать - почему бы нет?.. Конечно, приходится сидеть на ночь глядя, но и Аннет сегодня сидела до одиннадцати, проверяя многостраничные семинарные работы студентов: надо срочно выставить оценки. Она только что, минуты две назад, звонила, сказала, что закончила и пойдёт спать, и младший, Матье, устал сидеть за компьютером и тоже ложится...

А старший, Виктор, едва начались эти самые каникулы, укатил с двумя товарищами на несколько дней в гостиницу на южном побережье, где некоторые в начале ноября ещё решаются на купание. Мишель и Аннет очень волновались перед этой поездкой... Он лишь месяц назад сдал на права - со второго раза, - и уже успел обкатать семейную машину, но каждый раз отец пока ещё сидел рядом: по закону положено, чтобы в первые месяцы при ведущем машину новичке был сопровождающий с длительным водительским стажем. Теперь он поехал с такими же юнцами... Парень на год старше, сдавший уже месяцев девять назад, - единственный из троих, кто может в этом случае вести, и машина у него тоже своя, купленная ему родителями... Вот на ней-то они и поехали. Виктор дал слово - за руль не садиться. Верить ему можно, но... мало ли что, думалось папе с мамой, туда часа четыре езды... вдруг по тем или иным причинам всё-таки придётся ему подменить приятеля... Заедут, скажем, куда-то перекусить, и тот возьмёт пива... Чужой сын - не свой, с него обещаний не возьмёшь... Но туда они, слава Богу, уже доехали, Виктор звонил час назад. А теперь ещё и купание это... Дело не в том, что простудиться можно, ноябрь всё-таки, - дело в том, что он сейчас лишь на полгода старше, чем был сам Мишель Рамбо, когда чуть не погиб на реке, спасая Жюля; и образ опасности, связанной с купанием без спасателей - а их там, на курорте этом, не будет, не сезон, - томит душу не только по-женски боязливой Аннет - нет, им обоим. Томит настойчиво и неотвязно... это нечто вроде "фобии". Правда, и не заплывать далеко сын тоже обещал, и плавает он очень хорошо - водили и его, и брата в бассейн с детства именно чтобы научились на всякий случай... Да и сам Виктор совершенно не склонен к бездумно-никчёмному риску, и есть ему - опять же, слава Богу, - чем самоутверждаться без этого; и Мишель уже говорил ему то, что сам слышал когда-то от отца, - подвергать себя опасности можно и нужно лишь защищая кого-то, а не впустую...

Рамбо опять придвинул скреплённые листки сигнального экземпляра, открыл концовку "Сказания об Избавителе". Да, вроде бы всё нормально. И очень добавляло ему авторской уверенности - и раньше, и теперь, - то, что он всегда перед сдачей той или иной вещи в печать показывал написанное жене. Когда-то, в самолёте, она "творчески" слушала его, а теперь, вот уже сколько лет, она - творческая читательница. В ней нет ни малейшей жилки критиканства, она вчитывается или вслушивается - а потом высказывает свои впечатления. И он может сверять с ними свой замысел: удалось ли ему выразить, передать что-то не прямо, а через тон, через настроение... А почему именно "Тетрарх", спросила она, - потому, наверное, что хотел он выразить в именовании оттенок властвования? Да, точно... Мишель много читал по истории, он знал, что тетрархией называлась в позднем Риме административная система разделения власти над страной между четырьмя наместниками, воинского же звания такого, кажется, не было нигде. Но ему надо было наречь своего героя так, чтобы имя звучало одновременно величественно-властно и по-древнему... И ещё Аннет сказала: ты проводишь мысль, что наибольшая социальная ответственность бывает у тех людей, которые избавлены от обид, которые на высоте положения; тот, кто уязвлён, задет, тем более унижен, - едва ли пойдёт на риск ради других и возьмёт на себя такую ношу, как, допустим, этот Тетрарх... Да, ответил он, это и есть одно из принципиальных отличий ферзя от пешки... А потом Аннет ещё спросила - а для чего ты "убил" его жену? Наверное, чтобы не было у него потом, спустя годы, ощущения, что, решившись плыть на Остров с дружиной, он "бросает" её - одну?.. И это тоже было отчасти так...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Идеи и интеллектуалы в потоке истории

Новая книга проф. Н.С.Розова включает очерки с широким тематическим разнообразием: платонизм и социологизм в онтологии научного знания, роль идей в социально-историческом развитии, механизмы эволюции интеллектуальных институтов, причины стагнации философии и история попыток «отмены философии», философский анализ феномена мечты, драма отношений философии и политики в истории России, роль интеллектуалов в периоды реакции и трудности этического выбора, обвинения и оправдания геополитики как науки, академическая реформа и ценности науки, будущее университетов, преподавание отечественной истории, будущее мировой философии, размышление о смысле истории как о перманентном испытании, преодоление дилеммы «провинциализма» и «туземства» в российской философии и социальном познании. Пестрые темы объединяет сочетание философского и макросоциологического подходов: при рассмотрении каждой проблемы выявляются глубинные основания высказываний, проводится рассуждение на отвлеченном, принципиальном уровне, которое дополняется анализом исторических трендов и закономерностей развития, проясняющих суть дела. В книге используются и развиваются идеи прежних работ проф. Н. С. Розова, от построения концептуального аппарата социальных наук, выявления глобальных мегатенденций мирового развития («Структура цивилизации и тенденции мирового развития» 1992), ценностных оснований разрешения глобальных проблем, международных конфликтов, образования («Философия гуманитарного образования» 1993; «Ценности в проблемном мире» 1998) до концепций онтологии и структуры истории, методологии макросоциологического анализа («Философия и теория истории. Пролегомены» 2002, «Историческая макросоциология: методология и методы» 2009; «Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке» 2011). Книга предназначена для интеллектуалов, прежде всего, для философов, социологов, политологов, историков, для исследователей и преподавателей, для аспирантов и студентов, для всех заинтересованных в рациональном анализе исторических закономерностей и перспектив развития важнейших интеллектуальных институтов — философии, науки и образования — в наступившей тревожной эпохе турбулентности

Николай Сергеевич Розов

История / Философия / Обществознание / Разное / Образование и наука / Без Жанра