Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ)

- А вот конспективная памятка - я не хотел, чтобы это болталось на компьютере, - памятка о встрече тоже двухнедельной давности с L...e, директором оперативных служб... Я никому пока о ней не рассказывал, даже вам троим... но уж коли у нас сейчас такой разговор... Так вот, я дал отчёт о проделанной работе, и - словно на исповеди, скажу вам, - взял на свою если не профессиональную, то, скажем так, должностную совесть грех. Понимаете, Натали, я полностью, тотально умолчал о Винсене. В преддверии этого отчёта я продумал было вариант упомянуть это дело вскользь - имеется, мол, человек, которому грозила опасность, но улик против него абсолютно никаких нет, и мы не стали даже вносить его данные в компьютер - чтобы не засвечивать перед потенциальными взломщиками сетей... Я взвешивал такую возможность, и даже неоднократно проговаривал сам себе, как буду обрисовывать ему "лёгким касанием" контуры этой истории, а затем изящно сворачивать рассказ о ней, выводить её "из-под прожектора", перейдя тут же к записям Дюпон, к её трагедии... это должно было бы отвлечь... Да, я всё хорошо продумал, но потом... потом, вопреки этому плану, каюсь, поступил иначе. Я опасался: L...e всё же остановит меня и захочет подробного рассказа о семье, подвергшейся смертельной угрозе; захочет, возможно, из любопытства - он вообще тактичен и сдержан, но и ему ведь ничто человеческое не чуждо, как говорит этот Мишель Рамбо... Я понимаю, что и раскрыв ему все детали сумел бы легко убедить его: процесс возбуждать не следует. Но я не хотел, чтобы кто-то ещё - пусть даже вышестоящий, - узнал эти имена, эту историю. Мало ли что...

Комиссар прервал свой длинный монолог, чтобы зажечь ещё сигарету.

- Я понимаю вас, - сказала Натали. Мы - четверо, - никогда никому не проговоримся... Мы - это ваши слова, - эмоционально затянуты... причастны... Для нас проговориться означало бы - предать. А кто-то ещё - даже директор, - он не видел Винсена и Луизу, не разговаривал с ними. Для него это просто - исключительно интригующий случай, о котором можно где-то к слову... Да, я вас всей душой понимаю. Я поступила бы так же.

- Спасибо, Натали, - очень тепло сказал Жозеф Менар. - Знаете, для меня это сейчас вроде исповеди... Грехом я называю это умолчание потому, что L...e доверяет мне полностью, он меня никогда, разумеется, не заподозрит в утаивании чего-либо... То есть тут как будто некий "обман доверия"; собственно, конечно, не "обман" в точном понимании, поскольку это не направлено против него лично... но это примерно то же самое, как для школьника на контрольной - пользоваться шпаргалкой, когда учительница сказала, что не будет следить, что полагается на его честность... Он ведь тоже её лично совершенно не задевает, а всё-таки...

- Винсен, - задумчиво сказала Натали, - должен был выбирать между тем преступлением, которое он совершил, и - предательством. Помните, я это в машине сказала?.. Ну, а мы... а ваш выбор - и в вашем лице наш общий, - между этим "должностным грехом" и... получается, что тоже чем-то очень похожим на предательство. Бывают ситуации, когда остаться невиновным до слепящей белизны просто нельзя. Да и сказание это - о страшном выборе... Вы поступили, я считаю, правильно.

- Да, пожалуй, - проговорил комиссар, как бы "осаживая себя" и одновременно что-то подытоживая. Женщине показалось, что он чуть недоволен собой - может быть, отчасти жалеет, что проявил "слабость", настолько откровенничая с ней - при всей доверительности всё-таки подчинённой, - о собственном, не совсем безупречном в служебно-субординационном плане, поведении. Но если и была сейчас в его тоне недовольная нотка, то обращал он это неодобрение явно лишь к самому себе. - Ладно, Натали, до завтра тогда.

- 3 -

Назавтра в четыре тридцать вечера они встретились с журналистом в том самом кафе "Аквариум". Они приехали практически одновременно с ним, точно к назначенному сроку, и довольно легко взаимно "опознались". Мишель Рамбо, невысокий, но очень крепкий и подтянутый мужчина лет сорока с небольшим, с чёрными усиками, стоял и курил в нескольких метрах от кафе и приветственно поднял руку. Выражение его лица было дружелюбным и любознательным, чувствовалось, что ему интересна предстоящая встреча. "В этом человеке много оптимизма и жизнелюбия, - подумала Натали Симоне. - Вообще чуть странно. У автора такого сказания можно было бы предположить несколько более самоуглублённый, с трагическим оттенком, что ли, взгляд; а он явно умеет жить и радоваться, несмотря на все эти свои образы и идеи..."

- Два-один, - иронически констатировала она. - Предвосхищая споры, обрекаю сама себя; но мне не привыкать. Сядем в курящую зону, там вам будет мыслиться продуктивнее, а мне не так уж сильно мешает.

Мужчины поблагодарили. Все втроём уселись за столик с пепельницей, сразу сделали заказы: комиссар и журналист взяли турецкий кофе, Натали - "Irish Cream" со взбитыми сливками.