Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ)

И он, глянув на журналиста, отвёл в сторону ладонь движением, означавшим - "что скажете?"

- И вот здесь-то нас и подстерегает парадокс, - ответил Рамбо. - Либерализм по сути своей вроде бы не приемлет создания тех или иных культов. И действительно, наша система не делает культа ни из чести, ни из принципа возмездия, ни даже из личной безопасности людей... поскольку гарантировать её подчас можно лишь позволив себе крайние меры уничтожения и устрашения... а от этого мы отвращаемся... Но ведь кумира можно - и даже очень легко, - сотворить из чего угодно. И "образ жизни", диктующий безусловное уважение к правам человека, безусловное признание за любой двуногой прямоходящей особью, что бы она ни совершила, права на упорядоченный суд... культивирующий, чересчур культивирующий "несиловое" поведение... этот образ жизни постепенно становится именно таким кумиром. И, будучи им, - неотвратимо жаждет жертв. И парадокс в том, что таким образом мы не освобождаемся от культов, от кумиров, - нет, мы выращиваем новые! Объектом культа становится... да что там становится, уже стало... то самое "ненасилие"... А в иных странах, - добавил журналист, и голос его стал в этот момент очень взволнованным и прерывистым, - в иных странах расцветает культ так называемого "мира", стремясь к которому идут на кажущийся компромисс с исчадиями ада... на кажущийся, ибо подлинный компромисс с ними невозможен... и люди выкашиваются из числа живых, и именуются - как бы вы думали, - "жертвами мира". Жертвами идола, к стопам которого они брошены... - Он нервно подрагивающими пальцами потеребил скатерть и, как бы вдруг решившись, пояснил: - Я хорошо знаю, о чём говорю, поскольку жил некоторое время в другой стране... моя национальность подскажет вам, где именно...

Произнеся это, он как-то испытующе взглянул на комиссара.

- И, наверное, тем или иным образом соприкоснулись с тем, что описываете, - тихо и с оттенком бережности в голосе произнесла Натали скорее утвердительным, нежели вопросительным тоном.

- Соприкоснулся, - уже более спокойным тоном проговорил Рамбо... - Нет, из моих близких... из моей семьи никто не пострадал, но... впрочем, не стоит сейчас детализировать... - Он вздохнул, сделал продолжительную затяжку. - Хотите, господин комиссар, по третьему разу кофе?..

"Разряжает обстановку" - подумал Жозеф Менар. - А знаете, хочу, - он слегка улыбнулся, подзывая скучавшую у стойки девушку. - Нам двоим, пожалуйста, ещё по чашечке...

- И мне кажется, - Рамбо покрутил рукой, мысленно оттачивая фразу, - мне кажется, что эти новые культы пострашнее отброшенных, традиционных.

- Почему же? - спросил комиссар, складывая пополам фиолетовую салфетку с кружевной каёмкой

- Видите ли, тот, для кого предмет культа - скажем, безопасность близких, ради которой он решится, возможно, на то, чтобы преступить закон... убить, в конце концов, - такой человек следует естественным чувствам. Уберечь тех, кого любишь... уберечь во что бы то ни стало,- это первичный порыв. Такой человек подобен язычнику, обожествляющему явления природы. Землю... море или реку... огонь... ну, и так далее. Да, это язычество, но оно всё же в русле естества. Стихии, которым он поклоняется, - всё-таки воплощают само естество, они всё-таки живительны, они питают его... А отвлечённая идея "мира и ненасилия" - не ради самосохранения и благополучия, а в качестве первично-аксиоматической сверхценности, - если поклониться ей, станет ненасытным, жаждущим боли и мук идолом. Любовь к детям, к семье, к народу... к кому-то, за кого будешь стоять любой ценой, - всё-таки живая эмоциональная стихия. А "права человека", если этим словом именуются в том числе маньяки и террористы, и вслепую штампуемый "гуманизм" лишь бы к кому - это чудовищные истуканы. Не дающие ничего - способные только впитывать своей неживой оболочкой кровь... чью - неважно, лишь бы побольше... Культ этих истуканов куда страшнее "естественного язычества", это - идолопоклонство.

- Но ведь "права человека" и "ненасилие", - возразил Жозеф Менар и симметрично отогнул оба кончика сложенной салфетки, так что получилось нечто вроде крылышек, - это, если процитировать ваши же слова, те самые нравственные ориентиры, отказ от которых означал бы "потерю самих себя". Ориентиры, избранные сознательно; именно сознательно, ибо иначе - то самое, о чём вы говорите: власть боли, обиды и страха. Первичных, естественных - кто бы спорил, - чувств и побуждений; но в этой своей естественности - инстинктивных. Получается кнут инстинкта - разве не так?

Комиссар, ожидая ответа, перекрутил кончик салфетки с отогнутыми краями, соорудив из неё подобие самолётика.