- Да, по-моему - так, - ответил Мишель Рамбо. - И можно ли ожидать чего-то иного? Если человек сталкивается с фактом, что для его защиты не делается всё возможное, то не провалится ли фундамент его самосознания? Ощущая себя "не столь уж ценным", он морально скукожится и едва ли будет способен на что-то доброе и красивое... Я не стал бы ожидать решимости на смертельный риск, на самопожертвование от людей, которым предписывается терпимое отношение ко всем и вся. Которым твердят: тех, кто подвергает вас опасности, тоже надо понять... И которых беспощадно накажут, если они дерзнут сами определить для себя грань терпимости - и не признать права жить за теми, кто посягает на них... и, скажем, свершить некий самосуд... Понимаете, для того, что вы называете социальной ответственностью, нужно, чтобы человек чувствовал "я значим и важен непреложно, я не пешка, меня нельзя ни в коем случае пустить на размен, я ферзь... или нечто вроде короля и ферзя одновременно. И, если так, я столь же непреложно в ответе за тех, кто от меня зависит. Тех, кто, допустим, целится в меня, а тем более в любимых мною, - можно и должно изничтожить. И я - не имею право на ненасилие".
- Ваш Тетрарх-Избавитель! - почти воскликнула Натали, взволнованно подавшись вперёд... - Он же там говорит, что, избрав "ненасилие", стал бы презрен и жалок... И его дети - в данном случае дочери, - защищённые им... и теперь у них самих этот "ферзевой императив".
- И он, - подключился комиссар, - никогда уже не сможет уйти в "рядовые", ему "велит" народ принять решение. Именно ему, и именно - велит. Вы же не просто так этот глагол поставили?
- Ну конечно! - с восторженным блеском в глазах воскликнул Мишель Рамбо. - Значит, мне удалось это передать... классно, что вы это отметили!.. Ему - не уклониться, он обязан, пусть плача о любимых дочерях, сказать это своё "да будет так". Ферзю - нельзя иначе!..
- И вот здесь мы подходим к этому взрыву месячной давности, - сказал Жозеф Менар. - Вам он кажется, насколько я понимаю, не акцией криминального сообщества, а деянием таинственного одиночки, не согласившегося стать жертвой тех, кто, наверное, замышлял что-то против него, и решившегося на упомянутый самосуд. И вас захватил этот предполагаемый образ, образ того, кому "отказано в праве на ненасилие"; и вы склонны видеть здесь - в своём воображении, поскольку обстоятельств дела не знаете, - акцию пусть беззаконную, пусть преступную, но в основе которой не первичное желание творить зло, а попытка предотвращения зла ещё большего. Так ли вы это видите... по крайней мере схематически?..
Рамбо оживлённо кивнул и, резко оттолкнувшись от мягкой спинки полукресла, почти припал грудью к столику - движением, напоминающим, показалось Натали, бросок стрелка, покидающего укрытие, перехватывая автомат... что-то подобное она видела в фильмах...
- Да, так мне это видится, - быстро и с удовольствием подтвердил он. - Мне кажется, сделавшего это повлёк туда некий абсолютный в его глазах долг. Абсолютный долг - и, может быть, не только перед самим собой. Некая - цитирую самого себя, - непреложная ответственность... перед теми... вернее, за тех, кто от него зависит и кого любой ценой надо спасать... И, понимаете ли, сам тот факт, что вы пожелали встретиться со мной, укрепляет мою... ну, версию или гипотезу, что ли... - добавил журналист... Замолк было, ожидая вопроса, но тут же махнул рукой и чуть более тихим голосом, с оттенком таинственности, сказал, обращаясь к комиссару: - Я, если честно, думаю даже, что вы уже знаете, кто виновен в содеянном. Я пришёл к этой мысли ещё вчера, обдумав телефонный разговор с вами.
Он опять уселся удобно и вальяжно. Натали и комиссар несколько секунд усиленно старались не переглянуться, а затем Менар осторожно сказал:
- Неожиданный ход вы сделали. Вы считаете, что мы именно уже знаем, а не просто зондируем, выстраивая модели?
- Мне кажется, вы именно знаете. У вас чувствуется не полицейский, не розыскной, а чисто человеческий интерес к этому убийству... скорее, пожалуй, к убийце и к его мотивам... Иначе я не был бы вам нужен. Да вы же и сами это вчера по телефону сказали. Иными словами - возвращаясь к вашему же образу "осколков разлетевшегося зеркала", - осколок которой из истин вы хотите поймать? Разумеется - и, опять же, вы это сами пояснили, - не следственно-юридической. Я себе в способности логически мыслить, конечно, не отказываю, и некоторые вещи ради интереса продумал, представив себя следователем; и мне ясно, например, что тут действовал одиночка на свой страх; но ведь это же очевидно, и вы тем более это должны были понять сразу же...
- Кстати, а почему вы считаете это очевидным? - прервал комиссар, используя возможность уйти от разговора о том, "знают" ли они, кто убийца.