Ещё три сказки, сказ и бонус

Подъём первых двух канистр-бочек уравновесил как раз три процента. Однако оказалось, что бензина наберётся ещё на две. И кое-что ещё нашлось помимо горючего. Пришлось добавить ещё четыре процента.

Капрал — ну и нюх у него на эти дела! — обнаружил не только бочку с мазутом, но и запертую на три замка и не тронутую мародёрами каптёрку со стальной дверью, со стеллажами. На них — ёмкости. Пусть и со старинным «Кастрол»-ом, но ведь синтетические смазочные масла портятся строго определённым образом! И их бортовые технологии позволяют восстановить утраченные от времени и холода свойства.

Отлично! Давненько им так не везло! Теперь горючего и смазочного материала хватит как минимум на год безопасного дрейфа. Потому что управляемый полёт сейчас — непозволительная роскошь. Вот и приходится довольствоваться лишь теми городами, что расположены не дальше пяти-десяти километров от трассы их вынужденного следования капризам пусть и еле дующего теперь, но — ветра…

Значит, спасибо тебе, Челябинск.

Название города он прочёл на полуразрушенной стелле-надписи у окраины — на кромке самого большого шоссе. Теперь проросшего всё теми же кустами… Да и счисление показывало, что они как раз в этой точке: пятьдесят пять градусов восемь минут северной широты / шестьдесят один градус двадцать три минуты восточной долготы.

Урал, если верить карте: как раз условная линия, отделяющая Азию от Европы.

Вот в Европу теперь и лежит их путь.

Если ветер не переменится.

А лучше бы переменился — старушку, почти не тронутую бомбёжками, (Видать, за серьёзного противника никто не посчитал!) изрядно поклевали свои же жители — мародёры. Да и они сами — за предыдущие два захода: семнадцать лет назад, и восемь… Значит, придётся уповать уже только на Америку: населения-то там не осталось… Но находить что пищу, что горючее, ничуть не легче, чем в Евразии.

Только после того, как капрал и последняя канистра оказались на борту, Кархо приказал десанту разбиться на двойки и провести «углублённую» разведку. Проще говоря — искать, не отдаляясь от места высадки более чем на километр-полтора, всё, что может помочь выжить их гарнизону-подразделению. Или может пригодиться для обмена — если вдруг встретится согласная на торговлю группа выживших… Хотя он не обольщался: в последний раз такая попалась им лет шесть… (Или — семь?) назад.

Через два часа все оказались на борту, трос с последней тройкой бойцов втянули, и стало возможно продолжить движение дирижабля, относимого теперь к западу-северо-западу.

Кархо не скрывал радости: все живы, совершенно целы, и даже парочкой чудом не сгнивших учебников из руин местной школы удалось разжиться! Хранились в сейфе! (И как они туда попали?! Из сейфа всё ценное, конечно, забрали давно, а вот две вспухшие от сырости, но вполне читаемые книги — не тронули! Вероятно, не поняли их реальной ценности: сейчас для выживания будущих поколений знания — куда важней, чем даже еда!..)

Однако изучив тщательней доставшееся сокровище, он понял, почему учебники оказались в сейфе. Чистые листы у форзацев покрывали скабрёзные рисуночки: тощую узкоглазую (Кореянка, что ли? Или бурятка, что верней.) женщину имели во всех мыслимых позах. Причём рисовавший явно старался передать лицу портретное сходство, а ко рту пририсовал овалы: «Ай! Ох! Ещё!..» И сдуру даже на всякий случай надписал в одном месте: «Лариса Алексеевна». Но, похоже, родители с высокохудожественным творчеством балбеса-сынка познакомиться так и не успели…

Ладно. Уж он позаботится, чтоб его люди рисунки заклеили. Или замазали.

Вот чего им хронически не хватало: методической литературы. Книг и учебников на старой доброй бумаге, без которых все попытки обучения детей превращались в склеротический кошмар для Кархо, Голицына, Исаева, Лозинского, и ещё двух женщин-ветеранш. Три лап-топа, которые они попытались сохранить, закачав туда все энциклопедии и массу другой информации, продержались не более пяти-шести лет. Только-только успели переписать основные учебники с них — на листы бумаги: чистые обратные стороны каких-то ведомостей, чудом найденные нетронутыми в бухгалтерии конторы консервного завода. Кархо ещё помнил, как отец размашистым жестом выбросил последний плоский короб в передний иллюминатор: балласт им ни к чему…

Среднее поколение, мужчины и женщины тридцати-сорока лет, уже предпочитали ничему не учиться, и куда больше внимания уделять не чисто абстрактным сейчас «химии, физике и биологии», а изучению автомата Калашникова… Ну, и ещё «труду». Прикладному. То есть — умению ремонтировать всё то, что ещё работало из механизмов и аппаратуры.