Когда глубина достигла двухсот ярдов, за иллюминаторами стало практически темно. Профессор включил электрическое освещение — они ведь сейчас не вели работу, а проверяли как раз аппаратуру батискафа. Пока всё оказалось в норме. Никаких струек воды, или подозрительных звуков их детище не выдавало.
Поработав рычажками настройки, Хацармавеф доложил:
— Прожекторы левого и правого борта в порядке. Поворачиваются легко, и быстро. Но сэр… Дальность освещения несколько меньше расчётной. Я бы оценил ее… Хм-м… в двадцать ярдов.
— Ничего, Джимми. Это ничего… — когда они оставались вдвоём, профессор именовал своего ассистента именно так. Это было и как бы символом доверительных отношений, (всё же — одиннадцать лет вместе!) и куда проще, — До глубин в четверть мили всё ещё полно планктона и частиц разного мусора. Вот они и снижают видимость, рассеивая лучи. Доберёмся до абиссальных глубин — и всё будет, как надо.
— Профессор… — Хацармавеф замялся на секунду, что не укрылось от чуткого уха его начальника, — а какое реально давление сможет выдержать наша… э-э… батисфера?
Пристли помолчал, постучав тонким изящным и ухоженным ногтем по шкале глубиномера. Затем глянул вниз — в донный иллюминатор.
— Мы всё делали с запасом. Единственное, в чём я хоть как-то сомневаюсь, это — стёкла. Если бы не они, наша кабина сама по себе могла бы выдержать и все шестьсот атмосфер. Ну а так — я не рискну спуститься глубже, чем до четырёхсот. Хотя… здесь больше и не понадобится.
— Да, наверное. До дна, согласно измерениям капитана — всего три тысячи восемьсот девяносто метров. Это как раз триста девяносто атмосфер. — несмотря на своё английское происхождение, все расчёты и параметры учёные предпочитали делать и оговаривать в новых, метрических, наименованиях. Так было легче: заказы на оборудование размещали в восьми странах.
— Точно. Ну-ка, посмотри, что там с датчиком углекислоты?
— Показывает ноль два процента. Пора, наверное, вскрыть поглотитель.
— Действуй. — профессор не отрываясь смотрел в иллюминатор дна, орудуя мягкой фланелевой тряпкой — стекло запотевало, — Чёрт! Это может стать проблемой! Глубже вода будет ещё холодней, и мы рискуем ничего не увидеть из-за нашего же дыхания!
— Не думаю, — ассистент вскрыл первую банку с поглотителем углекислого газа, — б
— Угу. Пожалуй, ты прав. Да, уже получше. Ну, что там с остальными показателями?
— Глубина — четыреста метров. Температура за бортом — плюс шестнадцать… Скорость хода — полузла, скорость погружения — ноль три метра в секунду… — Хацармавеф спокойно отчитался о всех показателях собранных на большой вертикальной рабочей паннели, многочисленных приборов, — Це-о-два уже вернулся к ноль одному проценту.
— Отлично. — профессор взглянул в лицо своего напарника, располагавшееся теперь, когда он встал с пола, всего в футе от его, — Думаю, для первого раза достаточно. Не будем же пугать нашего милого капитана, и вернёмся на поверхность, — Продувай.
— Слушаюсь, сэр. — Хацармавеф щёлкнул тумблером, и в балластные цистерны пошёл воздух из баллонов со сжатым газом. — А ничего, что у нас воздух под давлением всего в пятьсот атмосфер? Вдруг он от низкой температуры… сжижится?
Профессор фыркнул. Потом ухмыльнулся. Он и сам нервничал, поэтому ответил просто:
— Нет. Внизу — не ниже плюс трёх по Цельсию. При такой температуре воздух — ещё воздух.
— Хорошо, сэр. — В голосе ассистента особого облегчения не наблюдалось, — Уже триста ярдов. Скорость подъёма — ноль три метра в секунду… Минут через пятнадцать всплывём!
— Вот и чудесно. Ого! Надо же — у нас в кабине только плюс восемнадцать. Завтра надо не забыть тёплые брюки и фуфайки — а то замёрзнем. Не хватало только простудиться в районе экватора!
— Вижу всплывшую рубку батискафа! — Крик Хиггинса пришёлся как нельзя более кстати.
Вовремя! Паркер уже начал дёргать себя за ус, что всегда служило для его команды сигналом, что сейчас кто-то получит основательный разнос, плюс наряд на камбуз вне очереди, поскольку капитан сердится, — Вижу красную ракету, сэр! Направление — зюйд-зюйд-вест, расстояние — пять кабельтовых!
Ну уж ракету видели все — в полумиле от «Джорджа Вашингтона», шипя, и рассыпая искры, дымила, неторопливо опускаясь, потухающая звезда.
Вернувшись в рубку, капитан отрывисто скомандовал:
— Малый — вперёд! На румбе — зюйд-зюйд-вест!
Судно послушно заложило вираж, и неспешно — чтобы не дай бог не повредить! — подобралось к нырявшей и раскачивающейся на невысокой волне, чёрно-жёлтой полосатой рубке батискафа.
После пятнадцати минут манёвров удалось завести стрелу с тросами на палубу танцующего аппарата, и даже подвести его к борту. Подсоединили провод телефона.
— Поздравляю, капитан! Вы, ваш экипаж, и «Джордж Вашингтон» теперь навеки будете вписаны в историю освоения океанских глубин!