Эшелон сумрака

— Да, Лу. Предупреждаю, что некоторые могут мне не понравиться.

Я вспомнила тот, что был про глаза. Мне его злость тоже не понравилась.

— Вы можете просто сказать мне, что вам не нравится, или не говорить ничего, — предложила я.

— Договорились, — улыбчивое.

Я кивнула самой себе.

— Вы в другом вагоне, — задумчиво начала я, — можете сказать, это комната или…

— Кабинет, — произнёс он поспешно.

— А тот, что был в прошлые разы? — я подалась вперед.

— Гостиная, — заставил меня сесть обратно он.

— А тот, что…

— Ты можешь прийти и посмотреть сама, Лу, — перебил меня Оушен, — я не против твоего здесь нахождения.

Я стушевалась. Уголки губ сами собой поплыли вниз.

— Я буду там одной… женщиной? — я сглотнула.

Лорд, кажется, нахмурился.

— Это имеет значение?

Закушенная губа отозвалась отрезвляющей болью. Неужели Веста права?

— Мне всё ещё нравится на кухне, — заставила его усмехнуться я.

— Боишься, — понял он.

Я промолчала.

— Ещё вопросы? — напомнили мне.

— Да, — протянула я, вспоминая то, что меня интересовало, — вы… как вы поняли, что это я? Сегодня утром. На перроне.

Оушен выдохнул.

— Ты весьма проницательна, Лу, — довольно заметил он, — ты стояла рядом с двумя «старшими» служанками. Нетрудно было догадаться, что если я повышу тебя, то они далеко отпускать не станут.

Я вновь закусила губу.

— В-вы сделали меня поваром, чтобы… найти в тот раз? — по какой-то причине мне стало обидно.

— Не только поэтому, — прохладный ответ.

Допытывать я не стала. Но немного осмелела:

— Вы не ждете от меня ответного… п-подарка?! — выпалила практически на одном дыхании.

Вышло немного громче, чем всегда. Мужчина понял это сразу, оттого и рассмеялся.

— Что ты можешь дать мне, Лу? — он, казалось, действительно не понимал, — спеть мне две песни, а не одну, как до этого? — усмешка, — так ты мне в любом случае задолжала, Луана. Сегодня я не услышал и строчки.

Его слова были ироничны. Он надсмехался надо мной с той только задачей, которую преследуют отцы или же старшие братья, говоря маленькой девочке, что её никогда не возьмут в жены, потому что она съела мало каши.

— Я… могу заменить песню историей? — пошла на попятную я, — и… хотите к-конфету?

Секундная заминка.

— Насчет первого вопроса: да, — уверенное, — насчет второго, то — нет. Ты права, Лу. Они и в самом деле слишком приторные.

Я откинула голову к небу и зажмурила глаза. Что было бы, окажись я сейчас не здесь, а в вагоне рядом с ним? Что произошло бы, не разделяй нас крыша поезда?

— Это очень печальная история, — предупредила его, — с плохим концом.

— Этого не стоило рассказывать до повествования, — усмехнулся он, — однако, плохой конец не означает плохой истории.

Я кивнула. И собралась с силами.

— В одной из далеких стран, о которых никто никогда не слышал, а может даже одном из небывалых миров, о которых поют барды в королевских гостиных, люди настолько восхищались красотой луны на небосводе, что истолковали её нежность и свет как божий промысел. Через века неслась эта молва, перерождаясь из легенд в сказания, из сказаний в истории, а из историй… в веру.

В вере этой у луны появились и благоговеющие, и ненавистники, да и само светило превратилось искаженными словами в Богиню. Так проходили годы, пока учение крепло, росло и поднималось до самых высот страны. Знамением для всех стало рождение дочери короля, появившейся на свет во время полного исчезновения солнца. Сребровласую принцессу прозвали Луной, позабыв имя, данное ей отцом.

Красивее неё нельзя было сыскать ни в одной стране, ни в одном городе и ни в одной долине, в которой бы не знали её саму. Добрее и лучезарнее неё могли бы считаться только звёзды, однако и они меркли, стоило ей выйти на балкон своего дворца.

Любовь народа к ней росла с каждым днем, но её сердце всё ещё оставалось холодно ко всем далеким и прекрасным принцам, которых сватал ей отец. Однако оно пылало ярким нескончаемым пламенем, когда она входила в главный храм в её честь и только подмечала светлую голову мужчины — строгого и доброго монаха в рясе, позволяющего себе разве что благоговейную улыбку, никогда не коснувшуюся её лица.

Годы не пожалели никого — ни её отца, ни её саму, ни того священника, что стал для неё сердцем. А потому пронесшая сквозь время свою вдохновенную и чистую любовь Богиня Луна ступила на порог той самой церкви уже в наряде невесты. Теряя по пути слёзы, идя позади того, кого могла назвать мужем и почти королём, но никогда любимым.

Она прожила половину жизни, не зная счастья, и смогла найти в себе силы для признания совсем не в то время.

На следующий день она смотрела на то, как в адском костре её ненавистного мужа горит её любовь. Обезумев от горя, она поклялась подарить миру самую страшную кару, на которую была способна её душа.

В королевство пришла война, омраченная неверностью. Луна предала свою страну, мужа и душу во имя любви, погибшей из-за злобы.

Пала её страна. Пал народ, восхищавшийся ею. Пал её нелюбимый муж. Пала и она сама, предательски сгинув от немилости тех, кому доверила свою обречённую голову.