Эшелон сумрака

— Я был под наблюдением Арзта всего десять лет. До этого встретил его в одной из столичных госпиталей, откуда периодически забирал нужные мне медикаменты, — он сощурился, — до Арзта было ещё три таких врача, которые искали причину и пытались меня лечить. Но смысла в этом было не больше, чем в моей возне с солдатами и Эшелоном, на что опять же указала мне ты, — его пальцы постучали по коробочке книги.

По обложке — напомнила я самой себе. Оушен рассказал мне о ней.

— Но вернемся к твоему вопросу, — он дёрнул щекой, — проклятье не лечится. Кровавые слёзы будут всегда. Колоть обезболивающее и подшивать разломы способен я сам. Мне попросту было лень делать это самостоятельно. Сейчас — совсем другое дело. Ты — не я, Лу. И забота о тебе вызывает у меня намного больше желания, чем возможность делать это с собой.

Я ужаснулась:

— Вы заимели меня, как куклу. Чтобы играть, пока не наскучу!

Он уместил голову на руке, подперев её кулаком.

— Не наскучишь. Я способен придумывать новые… игры, — он встрепенулся, — пара лет, и наймём тебе такого же врача! Прогресс, знаешь ли, не стоит на месте. Уже должны были появиться, как минимум, самоучки, пусть и не настоящие женщины-врачи. Контролировать такую будет даже интереснее! — он поднялся на ноги, подошёл ко мне и сел рядом, подвинув к краю дивана, — только представь, Лу: мы всегда будем вместе, — его рука сжала мою ладонь, — будем жить очень долго. Сможем увидеть то, что никогда не смогут обычные люди за одну жизнь. У тебя будет всё, что ты только пожелаешь.

Я покачала головой и забрала у него свою ладонь.

— У меня будет то, что пожелаешь ты, — я поднялась и обернулась к нему плечом и лицом, — я хочу, чтобы вы всё вернули.

Он хмыкнул, потянул меня за платье вниз и заставил сесть рядом с ним снова.

— Ты удивительным образом переходишь на личное общение со мной только тогда, когда злишься, — он схватил меня за подбородок и наклонился к лицу, — даже не знаю, что мне нравится больше: твоё холодно-отстраненное «вы» или твоё панибратское «ты», — уголка губ коснулись его тёплые губы, — оставайся такой разной всегда. В этом весь смысл.

Ещё одно касание.

— И не забывай того, что я теперь мягкий и добрый. И я могу очень многое — тебе стоит лишь попросить. Сказать мне об этом, — нос прочертил по щеке вниз, — однако, не стоит провоцировать меня. Во всём есть исключения.

Я повернула лицо к нему, почти коснувшись носом.

— Даже в вашей любви? — спросила прямо.

Отчего меня сразу же отпустили, недовольно откинулись на спинку дивана и скрестили руки на груди.

— Понятия не имею, — выдохнул он мне вслед, когда я уже застыла у двери кабинета, чтобы вернуться в спальню, — что в ней есть, а чего нет. Я воспринимаю всё только при непосредственном контакте.

Он хмыкнул и поднял на меня пристальный голубой взгляд.

— К примеру, за эти дни я осознал, что крайне ревнив, — уголки его губ дёрнулись вверх, — поэтому, если у тебя возникает желание завести с кем-нибудь разговор, сделай это со мной. Пока у тебя ещё остались варианты выбора собеседника.

Я нахмурилась и кивнула, чтобы выйти в спальню, закрыть за собой дверь и выдохнуть.

Это он про разговоры с Шагой. Она иногда вынуждала меня своей болтовней отвлекаться от книги. Но разве я говорила с ней часто?

К последней я и вернулась — вновь села у окна и застыла, глядя на пляшущие от слёз строчки. Красивые: ровные, чёрные и одинаковые. Вот бы и мне сейчас стать написанной — не живой и не чувствующей ничего в целом мире.

— Унесли! — хлопнула дверью служанка, — и чего так вышло скоро? Только задохался, а тут… может ты своей болячкой его того… — она дёрнула головой, — заразу ему какую передала?! — она подбежала ко мне и плюхнулась на пол у самых ног, — али это твоё колдовство опять? Да не сердись ты, я никому! — она завязала перед губами мешочек, — Всезнающим клянусь!

Я покачала головой и вернулась к книге.

— Ну и шут с тобой! Миледи! Только и делаешь, что… в окно опять! Чего ж ты там выглядываешь?! Снег, как снег! Сугробы, как сугробы! Тьфу!

— Сделай мне чай, — отвлекла её от разговоров.

Я теперь только и должна, что молчать. Потому что от его слов мне становилось удушающе горько. Вся его любовь была такой, от которой хотелось задыхаться. Даже если он делал что-то хорошее.

Глава 17

Еще через три дня мы достигли Пустоши, за которой должен был быть тот самый разворот. Оушен за эти дни неприятных тем не начинал, словно и в самом деле не солгал тогда про свою новую мягкость. Я продолжала спать на второй половине его воистину громадной кровати, прячась от попыток притронуться ко мне. А сам лорд вёл себя так, будто ничего не произошло — шутил, вёл беседы обо всём на свете, пытался разговорить меня. А ещё позволял то, от чего раньше злился или на что отвечал холодно.