Эшли Белл

– Война или отупляет мозги до отчаяния, или заостряет их так, что люди начинают интуитивно понимать, где правда, а где нет, – заявил Пэкс.

– Чьи это слова?

– Мои. Давай разделимся?

– Хорошо. Я беру на себя кабинет, – предложил Пого, – а ты – спальню. По-моему, будет неправильно, если я стану рыться в женских вещах.

Пэкстон тоже не горел желанием заниматься этим, хотя им двигали совсем другие мотивы, чем Пого. Когда ему было одиннадцать лет, скоропостижно скончалась его горячо любимая бабушка, мать его мамы Салли Мэй Колтер. Спустя неделю после этого мама забрала его с собой, помогать упаковывать вещи для того, чтобы пожертвовать их благотворительному магазинчику поношенной одежды. Они также разбирали книги, драгоценности и разные безделушки Салли, решая, что из них следует передать друзьям и родне на память о покойнице. День выдался бы исключительно мрачным, если бы мама не принялась рассказывать множество неизвестных ему историй, в которых фигурировала бабушка и которые позволили ему хранить о ней память все эти годы. Роясь в выдвижных ящиках ночных столиков, высоком комоде на ножках и низком комодике Биби, Пэкс боролся с чувством, будто делает предварительный осмотр перед тем, как решить, от чего избавляться после ее смерти.

Забравшись на трехступенчатую лесенку, на самой высокой из полок стенного шкафа он обнаружил металлический сейф прямоугольной формы с основанием в двадцать дюймов и высотой в десять. Пэкс не мог себе представить ничего более противоречащего характеру Биби, чем это. Она была практичной девушкой, а сейф – непрактичным. Несгораемый, но не термостойкий. Если такой поместить в действительно жаркое пламя, то он автоматически откроется. Удобный при транспортировке. Для взломщика он трудности не представит, зато привлечет усиленное внимание. Какой смысл покупать сейф, если ключ к нему ты прилепила скотчем к крышке?

Закончив обыскивать кабинет, Пого рылся в кухонных шкафчиках, когда туда зашел Пэкс и поставил свою находку на обеденный стол. На красном пластике черное покрытие металлического ящика выглядело как-то угрожающе. Невольно хотелось позвонить и вызвать саперов, в чьи обязанности входит обезвреживание бомб.

– Нашел? – спросил Пого.

– Возможно.

Они уселись за стол. Пэкстон вставил ключ. Рояльная петля с трудом, но все же поддалась. Сверху, занимая бóльшую часть места, лежал завернутый в скомканную замшевую ткань потрепанный, потрескавшийся, покрытый коркой грязи собачий ошейник. Зацепив вещицу одним пальцем, Пэкс поднял ее.

– Видел прежде? – спросил он.

– Нет.

– Почему она это хранила? Как думаешь?

Пого взял ошейник в руки. С него тотчас же начала сыпаться, опадая, засохшая грязь.

– Джаспер, – прочел он имя, аккуратно выведенное на ошейнике.

– У нее когда-то был пес по кличке Джаспер?

– Вроде того…

Нахмурившись, Пого взял из сейфа перекидной блокнот.

– Здесь рассказы о собаке по имени Джаспер.

Блокнот имел в длину девять дюймов, а в ширину – шесть. Почти дюйм в толщину. Более двух сотен листов в линейку. На обложке название и товарный знак компании-производителя канцелярских принадлежностей были закрашены, создавая бледно-бежевый фон для прекрасно выполненного тушью и пером рисунка в стиле арт-деко: застывшие в прыжке пантера и газель. Каждая на своих задних конечностях прыгает в противоположную от другой сторону.

– Это я рисовал, – сказал Пого. – Я разукрасил обложки почти на всех ее блокнотах и дневниках. Биби уже тогда любила арт-деко.

– Не знал, что у тебя такой талант.

Пого пожал плечами.

– Сколько вам тогда было лет?

– Когда Биби писала о Джаспере, ей было лет… десять, а мне восемь.

– Такая техника рисунка в восемь лет? Ну ты вундеркинд!

– Нет, я Норман Роквелл[79]. Просто у меня рано проявилась способность к рисованию. Форму и перспективу я чувствовал. Люди посещают художественную школу не для того, чтобы учиться, а чтобы оттачивать свое мастерство. Я бы мог заняться живописью, но мне не хотелось. Нельзя заниматься чем-то, если этого по-настоящему не хочешь.

Пэкстон считал, что зачастую люди оказываются куда сложнее, чем выглядят со стороны. Самое грустное заключается в том, что большинство из них не понимает всей глубины своих талантов и способностей. То, что Пого, судя по всему, познал себя в полной мере, было одной из причин привязанности Биби к нему.

– А почему пантера и газель?

– Красивый дизайн, а так… я уже не помню, почему выбрал…

Пэкс принялся листать исписанные аккуратным почерком страницы. Этот почерк мало чем отличался от того, как пишет Биби сейчас, разве что теперь было поменьше девичьих украшательств. Например, маленькая Биби зачастую писала над «i» крошечный кружочек в тех случаях, когда хотела подчеркнуть выразительность слова. Букву «j» она всегда украшала звездочкой.

– Черновик каждого рассказа Биби писала в другом блокнотике, – сказал Пого, – редактировала несколько раз, а затем переписывала сюда.

Рассказики занимали около двух третей блокнота. На первой чистой странице за ними Пэкс обнаружил две строки одного из любимейших стихотворений Биби – «Вечер разума» Дональда Джастиса: