Эшли Белл

Вечер разума пришел,
Светлячки во мне зажег.

Рассказы писались синими чернилами, эти строчки – черными. Синий цвет успел выцвести, черные сохранили свою яркость, словно недавно написанные. Ни одного кружочка над «i» видно не было. Отсутствовали и другие витиеватости почерка десятилетней Биби.

Все еще недоуменно уставившись на ошейник, Пого промолвил:

– Биби говорила, что в тот день, когда Олаф пришел к ним под дверь во время дождя, на нем был старый грязный ошейник, но она ничего не рассказывала об этой надписи клички пса.

– Джаспер? Кличка пса из ее рассказов? Не могла ли Биби знать какого-то другого пса с такой же кличкой, и, возможно, это его ошейник?

Пого отрицательно помотал головой.

– Пес в рассказах придуман Биби. Он меньше, чем Олаф. Черно-серая дворняжка, а не золотистый ретривер. Для Джаспера этот ошейник оказался бы слишком большим.

Пого повернул в руке полоску кожи. Пряжка тихо звякнула. Крошечные пылинки сухой грязи падали через его пальцы на стол.

– Что меня удивляет, – сказал он, – так это то, что Биби долгое время писала рассказики о бездомном, всеми брошенном псе Джаспере, а потом настал день, когда на пороге ее дома появился другой бездомный пес по кличке Джаспер.

– Даже самые пронырливые умы в Лас-Вегасе не в силах все предусмотреть, – заметил Пэкс. – Не исключено, что это всего лишь совпадение…

Разглядывая ошейник, Пого с сомнением в голосе промолвил:

– Думаешь, всего лишь совпадение?

– Биби не верила в них.

– Знаю. А ты?

– Я тоже не верю.

Отложив в сторону ошейник с кличкой животного, Пого воскликнул:

– Какого черта она нам ничего об этом никогда не рассказывала?!

Пэкс не знал, что и думать на сей счет. Интуиция подсказывала ему: каким бы незначительным, даже глупым ни казалось совпадение клички выдуманного беспородного песика Джаспера и золотистого ретривера, которого впоследствии назвали Олафом, на самом деле это очень важно. Интуиция, знание, приходящее раньше логических умозаключений и рассуждений, заставляла его волосы на затылке вставать дыбом, а по его спине бежал озноб.

Вместо того чтобы отвечать на вопрос Пого, он поднял небольшой полиэтиленовый пакетик с застежкой-змейкой от «Зиплок» и сказал:

– А тут у нас что такое? Сейчас посмотрим.

Обычно в таких пакетиках люди хранят свой дневной рацион витаминов или прописанных врачом лекарств. Здесь же лежал кусок иссохшей кожи с волосами, содранный с головы. Та часть волос, что ближе к корням, слиплась вместе, судя по всему, скрепленная кровью.

97. Где живут тени, там ложатся их тени

Вооруженная и взволнованная, Биби вела молчаливый спор сама с собой о целесообразности проникать без приглашения в этот странный дом, который стоит подобно массивному могильному камню в безлюдной пустыне Мохаве. Она направилась к особняку не со стороны шоссе, а напрямик, по песку, россыпи маленьких сланцевых камушков и по чахлой растительности, как будто слегка фосфоресцирующим под лунным светом, что не только освещал ей дорогу, но и выдавал приближение девушки к дому. Биби производила куда больше шума, чем ей хотелось, особенно если учесть, что она считала себя умеющей передвигаться по бездорожью с грацией койота. По крайней мере, ночь выдалась холодной, значит, насчет гремучих змей тревожиться не стоит, а вот скорпионы вполне могли сейчас где-нибудь ползать в полной темноте.

Дом был обращен фасадом на север. Добравшись до восточной стены, девушка крадущейся походкой пошла вдоль нее, осторожно заглядывая в освещенные окна, завешанные только гардинами. В комнатах стояла мебель и царила гробовая тишина. Никого из людей видно не было.

Как и с северной стороны, с южной тоже не оказалось веранды. Только выложенный из кирпича квадрат со стороной в шесть футов заменял собой крыльцо сзади дома. Создавалось впечатление, что дверь сорвали с петель средневековым тараном. Треснувшая так, что во все стороны полетели щепки, дверь лежала на известняковых плитах прихожей, освещенной бра с плафонами из матового стекла. При виде последствий произошедшего здесь Биби следовало бы поспешить прочь, но вместо этого она вошла в дом.

Она никогда тут не бывала, но в то же время дом казался ей знакомым. В ее памяти остался обрывок воспоминания об Эшли Белл, которая стояла у центрального окна. Голос, принадлежащий девочке, возможно, самой Эшли, сообщил ей – она захочет остановить здесь машину. Биби не могла, не имела права отступить. Ее спасли от рака для того, чтобы она спасла жизнь Эшли. Она одна стоит между Смертью и девочкой двенадцати-тринадцати лет.

Лежавшая на земле дверь заскрипела под ногами. Избежать скрипа было невозможно, но Биби постаралась проскочить это место как можно быстрее. Никто не окликнул ее, не спустился посмотреть, кто бы мог здесь шуметь. Дом утопал в тиши.