Эскадрон «Гильотина»

В той битве, как вспоминал много лет спустя генерал Анхелес, ожидая приведения в исполнение смертного приговора, все стали свидетелями очередного проявления удивительного везения, которое всегда сопутствовало генералу Вилье: вместе с несколькими храбрецами генерал скакал к позиции, которую следовало укрепить, когда прямо в центр их маленькой группы угодила и взорвалась вражеская граната. Лошадь Вильи рухнула на землю, превратившись в ком кишок и мяса, все скакавшие рядом с Вильей бойцы погибли — остался лишь он один, контуженный, но живой. Потрясенный смертью товарищей, Вилья отчаянно закричал, поднимая бойцов в атаку, чтобы отомстить за погибших, и сам повел их, размахивая карабином.

Сакатекас был важным стратегическим пунктом. Здесь сосредоточились капиталы, нажитые на добыче металла. Здесь было много денег — денег, которые могли бы пойти на дело революции (и которые революция потом, вне всякого сомнения, возместила бы). Кроме того, выгодное географическое положение этого города давало возможность превратить его в важнейший политический и военный центр.

Вилья знал, что в Сакатекасе немало богачей — в большинстве своем выходцев из Испании, — из которых можно много вытрясти. Не без помощи уже не раз проверенного в деле «Эскадрона торреонской гильотины», разумеется.

Вилья приказал выявить самых известных толстосумов. К утру следующего дня — 25 июня — все они были собраны (точнее сказать, арестованы).

К тому времени в Мексике не было уже ни одного человека, который не знал бы генерала Вилью. Молва о нем шла и за пределами страны. Его называли «мексиканским Наполеоном», «мексиканским Робин Гудом» и разными другими именами. В большой мере своей славой он был обязан операторам кинокомпании «Mutual Film Go», которые с момента взятия Торреона делали все, чтобы превратить революционного генерала в кинозвезду. «Mutual Film Go» щедро платила Вилье, предоставляла ему снаряжение и боеприпасы, а главное — создала ему в Соединенных Штатах славу непобедимого военачальника.

Вилья с симпатией относился к американским киношникам. Он в каком-то смысле был даже обязан им. А потому приказал установить на главной площади гильотину и устроить показательную казнь нескольких богачей, чтобы операторы могли снять наказание, которого заслуживают землевладельцы-эксплуататоры и аристократы-угнетатели (эти слова Вилья включил в свой лексикон после казни Хименеса — именно тогда он услышал их от Веласко).

Все было тщательнейшим образом подготовлено. Капрал Хулио Бельмонте (они с Алваресом были повышены в звании тогда же, когда получил повышение Фелисиано) давал указания — солдаты устанавливали гильотину на самом видном месте. Сержант Алварес советовал операторам «Mutual Film Go», где лучше расположить камеры. Капитан Веласко, молодцевато подбоченясь, объяснял хорошенькой американской журналистке, как происходит казнь (думая в это время лишь о том, как ночью затащить журналистку к себе в постель).

Для услаждения слуха публики был доставлен оркестр местных барабанщиков, площадь украсили цветами, помощникам раздали конфетти и серпантин.

В импровизированной камере, устроенной в темном углу местного рынка, безутешно рыдали десять богачей, лично отобранных Вильей.

Гильотину — главную участницу готовящегося действия — тоже украсили: на одной стороне лезвия был написан портрет генерала Вильи, на другой — портрет Франсиско Мадеро[7]. На опорах развевались флажки. На перекладину поставили глиняные горшки с цветущими розами.

День выдался ясный и солнечный. Ближние горы можно было разглядеть во всех подробностях. Площадь заполнили лотки торговцев снедью. Чего там только не было! Шкварки в зеленом соусе, булочки, оршад, всевозможные сладости, жареное мясо, потроха… Горожане, надев лучшие свои наряды, прогуливались семьями вокруг площади в ожидании торжественного момента.

Операторы «Mutual Film Go» пришли к Вилье. В самых вежливых выражениях (как и подобает благовоспитанным гринго[8]) они просили его ускорить проведение экзекуции, поскольку в семь часов уже будет недостаточно света для съемок. Вилья пошел им навстречу и объявил, что церемония начнется ровно в четыре.

Первым из арестованных, от кого потребовали взнос в пятьдесят тысяч песо, был Алваро Рейес. Этот старый порфирист, не раздумывая, согласился заплатить. Его дети притащили несколько золотых и серебряных слитков, общая стоимость которых намного превышала требуемую сумму. Вилья выдал ему расписку в получении добровольного взноса и отпустил домой.

Следующим был галисиец Херардо Гарридо, хозяин самого большого (хотя и не самого лучшего) отеля в городе. Он тоже без лишних слов выложил деньги, тоже получил расписку и тоже был освобожден.