Эскадрон особого назначения

Сразу заснуть не удается, прямо на мою импровизированную кровать прыгает пушистый комочек – приблудный котенок, подобранный кем-то из наших. Судя по характеру, в скором времени из него вырастет настоящий боевой котан, а пока это всего лишь озорной мелкий пушистик, любитель почесывания за ушками и мастер внезапного «куся».

Он залезает мне под мышку, сворачивается клубочком и заводит урчащую «песенку».

С ним сразу становится как-то по-домашнему уютно, что ли… Невольно вспоминаю свою маму. Чувствую, как влажнеют глаза и першит горло.

От избытка эмоций провожу ладошкой по крохотному комку возле меня. Он немного меняет тональность звучания, начинает громко посапывать.

Проваливаюсь в сон и через час выныриваю. Голова тяжелая, мысли разбегаются. Действуя на автомате, обуваюсь, выхожу на улицу. Обход часовых сам себя не сделает.

Внезапно натыкаюсь на Бубнова. Даже не верю своим глазам, тру их, чтобы прогнать наваждение.

– Ты чего?

– Простите, вашбродь. Я ж видел, что вы устамши. Давайте я часовых проверю сегодня, а вы как-нибудь потом.

Делаю вид, что сержусь.

– Старший унтер-офицер Бубнов!

– Я, вашбродь.

– Почему не выполнили приказ командира?!

– Так я это…

– Ничего не желаю слышать! Немедленно отправляйтесь спать, иначе будете наказаны.

– Слушаюсь! – с улыбкой козыряет он.

– Кругом! Шагом арш!

Серая спина Бубнова исчезает в темноте, а я, поругивая себя в душе за проявленную принципиальность, отправляюсь выполнять долг командира.

Таким образом эта ночь начинает все сильнее смахивать на работу стробоскопа: то яркая вспышка пробуждения, то мрак короткого сна.

Главное, с утра не подавать виду, что устал как собака и не выспался.

Глава 11

На фронте оперативное затишье. Обе стороны накачивают себя резервами. Из России по Транссибу тянутся эшелоны с пополнением, бое-припасами и вооружением. Из Японии по морю идут транспортные суда под прикрытием боевых кораблей, высаживая в захваченном еще в конце мая Дальнем (Дайрене) новенькие, вооруженные до зубов дивизии.

Идут позиционные артиллерийские дуэли, прощупывания друг друга на разных участках фронта, но в целом относительно спокойно.

Увы, несмотря на кажущуюся тишь да гладь, у командира разведывательно-диверсионного эскадрона штабс-ротмистра Николая Михайловича Гордеева спокойной жизни не предвидится. Все дни заняты боевой учебой с прибывшим молодым пополнением.

Я теперь комэск, к моей полусотне добавилась еще сотня «молодых» – не по возрасту, среди пополнения достаточно и возрастных мужиков и казаков, но так я зову бойцов пополнения в шутку.

Всего у меня под рукой три взвода, не считая еще четырех офицеров, пятерых вестовых, двух поваров и трубача.

Насчет последнего… Трубач оказался ох как непрост. С виду невзрачный худощавый хохол лет двадцати пяти с малоросскими вислыми усами Микола Нечипорук не производил никакого особого впечатления – но и амулет в его присутствии колол грудь, и зрение мое, навострившееся на всяческую нечистую силу с помощью выпитой крови японского демона, показывало, что передо мной необычный мужик. Вот только разобраться в хитросплетении его ауры без посторонней помощи никак.

– Нечипорук!

– Я, вашбродь! – Микола тянется во фрунт и ест глазами начальство, то есть меня.

Ни дать ни взять отличник боевой и политической подготовки.

– Трубишь ты знатно, музыкально и громко…

– Рад стараться, вашбродь!

– А ведь ты из нечистой? Обзовись перед командиром, кто ты есть, – внимательно смотрю на трубача, ожидая реакции.

Не каждый признается, что он – не такой как все.

– Блуд, вашбродь, – скромно тупит глазки Микола.

Трахаль-террорист, что ли? Я про таких даже не слышал, хотя, конечно, многие из нечистой силы имеют повышенный сексуальный аппетит. Взять, к примеру, моего ординарца-домового… Но это отдельный разговор.

– Это как, Микола? Разъясни командиру.

– С дороги людей сбиваю. Заставляю блуждать. Не токмо в незнакомом месте, но и там, где чоловику усё знаемо. Да хоть на собственном дворе.

– И меня можешь сбить?

Микола смотрит на меня внимательным взглядом. Моргаю. И передо мной не Микола, а крупная птица с волочащимся крылом, бежит от меня, а я за нею, словно в тумане, и одно желание в голове – схватить. А птица не дается. И так хочется ее поймать, что аж голова кружится.

– Стоп, вашбродь. Довольно. – Трубач дергает меня за руку. – Вы уже третий раз вокруг куста наворачиваете.

Наваждение спадает, трясу головой. Эдакий ценный кадр – а его в трубачи! Странно…

– Микола, а ты только одного человека можешь так водить? – загораюсь я.

– До десятка, я ишо молодой блуд. Дед мой к пятидесяти годам целый обоз под Сумами три дня вокруг ярмарки водил, так и не дал расторговаться.

– И за что это он их?

– Дочку его, матушку мою, хотели обидеть.

Определенно такого ценного кадра надо определить в разведвзвод. А что касается трубы… Найдем того, кто будет из нее рулады выводить. А Микола пусть пользу другим способом приносит.

Еще один кадр из молодого пополнения привлек мое внимание – и вновь царапнул грудь амулет и взгляд отметил темную ауру.

А так даже странно – высокий мужик, справная амуниция, но… одноглазый.