Эскадрон особого назначения

– Мы стали кричать во весь голос, что свои, а я вслух громко прочитал молитву «Отче наш». А так, конечно, без погон, в наших порванных и изгвазданных папахах и поршнях, положили бы нас за милую душу.

Слава богу японских солдат с нашими перепутать сложно. Хоть тут чуточку полегче. Тем не менее и здесь бывают свои казусы, особенно при отсутствии нормальной связи между частями. Бывало, что наша арта накрывала наших же бойцов.

– А часто ли вам приходилось брать «языка»? – спрашивает Каульбарс.

– Когда как. Наши позиции разделяла горная речка Кинтириши – быстрая, холодная и глубокая. Самый мелкий брод – нам по шею. Мы перебирались через нее, снимали хитрым пластунским способом часового и тащили его на себе через реку, – вспоминает Гиляровский.

Представляю себе, каково это – переть пленного через бурную холодную речку. Да уж, хлебнули лиха ребята, нечего сказать!

– А если вражеский часовой упирался? – снова задает вопрос Каульбарс.

– На тот случай у нас всегда имелся веский довод. Упрешь «языку» в живот кинжал – дрожит, трясется несчастный, так что зубы щелкают, но в воду идет как баран. Понимает, что не убежишь. Кстати, признаюсь как на духу: угрожать – угрожали, но вреда никому из пленных не учиняли, а вот турки – те да. Резали наших солдат, как курей. Помню, захватили наши один раз горушку, вид у нее интересный – на сахарную голову похожа. Без всякого выстрела у турок отобрали. Укрепились на той горе и заняли оборону. Но так получилось, что смена к ним пришла только через две недели. И нашли там только восемнадцать наших пластунов порезанных. Турки над ними всячески издевались, сначала над живыми, а потом над трупами, – печально произносит Гиляровский.

Чувствуется, ему до сих пор тяжело вспоминать дела почти тридцатилетней давности.

– Война, – говорит Каульбарс.

– Война, – кивает Гиляровский. – И ничего хорошего в ней нет. Кто-то сейчас жирует и набивает себе карманы, а кто-то в окопах гниет.

– Крамолу говорите, Владимир Алексеевич, – осторожно замечает Каульбарс.

Окидываю его недовольным взором. Вряд ли корнет постукивает жандармам, в военной среде это не принято, но на всякий пожарный в его присутствии надо быть осторожным.

– Говорю как есть – чистую правду, – разводит руками Гиляровский.

Обстановка несколько напряжена, разрядка приходит самым неожиданным образом.

В дом врывается встревоженный вестовой.

– Вашбродь, тревога! Японец в атаку пошел!

Быстро встаю из-за стола.

– Господа…

Дальше говорить не нужно, все и так прекрасно понимают, что нужно делать. Оно, конечно, жаль – подразделение под моей рукой новое, только-только начали слаживание. По сути, бойцов еще нужно готовить.

Успокаивает одно – мы не на первой линии, впереди окопы пехотного полка. Лишь бы удержали.

Почти сразу становлюсь зрителем неприятной картины: мои казачки взяли в полукруг с дюжину низкорослых пехотинцев в грязных шинелях. Замечаю, что ни у одного из служащих царицы полей при себе нет винтовок. Неужто мои отобрали? С них, конечно, станется.

Лукашин-старший при виде меня козыряет:

– Вашбродь, гляньте, какие гости к нам пожаловали! Бросили окопы, ружья и драпали от япошек так, ажно пятки сверкали. Насилу остановили их.

Подхожу ближе, внимательно всматриваюсь в испуганные и растерянные лица пехотинцев. Вроде на зеленых бойцов, не нюхавших пороха, не смахивают. Нормальные опытные солдаты.

– Кто такие?

– Так это… четырнадцатая рота двести пятнадцатого пехотного полка, – нестройно отвечают пехотинцы.

Именно этот двести пятнадцатый пехотный Бузулукский полк и держит позиции перед нами.

– И что же вы тут делаете, братцы? – нагнетаю я.

– Японец на нас попер. Не знаем откуда. Будто из-под земли прыгнул. В окопы наши ворвались, ну и давай резать, – жалуется «царица полей».

– А вы?

– А что мы… Их много. Тьма-тьмущая! Ноги в руки взяли и бежать…

– И не стыдно говорить такое? – хмурюсь я. – Как прикажете понимать? Почему вы – русские солдаты, позорно сбежали, бросив свои позиции? Эх, вы, аники-воины!

Солдаты мрачнеют и низко склоняют головы. Отвечать никому не хочется.

– Значит так, временно поступаете в мое распоряжение, – начинаю командовать я. – Все остались без оружия?

– Так точно!

– Лукашин, – перевожу взгляд на казака.

– Слушаюсь!

– Выдай этим горемыкам хоть что-то – ножи, кинжалы, топоры, лопаты… Пусть идут с нами окопы обратно отбивать. Авось и оружие вернуть удастся.

– Нельзя вам туда, вашбродь, – говорит за всех немолодой пехотинец с рябым лицом.

– Интересно, почему?

– Сами погибнете и других положите. Япошек там тьма-тьмущая, а еще среди них есть один косматый такой – все огнем из пасти хлещет, до головешек людей жгёт.

Так-так, похоже, здесь не обошлось без очередного представителя демонического племени. Причем, думаю, он не один. И атаку на наши окопы кто-то прикрывал магической завесой: вряд ли пехота тупо проспала вражеский накат.

– Японцы за вами гнались?

– Никак нет. Окопы заняли, укрепляются.