Эскадрон (сборник рассказов) (СИ)

Учебник по анатомии я потерял, когда в мы в последний раз ходили в атаку. Так что, па, может, овцы, хотя бы на год, не такая уж плохая идея. Не сердись, я непременно закончу университет. И кубок мы тоже возьмем.

Ваш любящий сын, Тони»

— Какого черта мы вообще здесь торчим?  —  Лесли критически поглядел на намазанный тонким слоем желтой массы, именуемой абрикосовым джемом, бисквит и со вздохом отправил его в рот.

Повязка, виднеющаяся из-под потрепанной фетровой шляпы, придавала Джонсу бандитский вид. Шальная пуля снесла ему верхнюю часть уха, когда взвод в последний раз нес боевое дежурство в окопах, но такую мелочь и за рану-то посчитать было стыдно.

— Это точно, — согласился Тони, выковыривающий из банки заплывшую жиром тушенку, — на передовой и веселее, и безопаснее.

Просвистевший над головами шрапнельный снаряд подтвердил его слова, разорвавшись над морем.

— Перелет, — констатировал Лесли, глядя на взметнувшиеся фонтанчики воды, — но я, вообще-то, о другом. Нас обстреливают из фортов, которые мы же сами и построили, чтобы русских в Константинополь не пустить. А теперь для них каштаны из огня таскаем. И хоть бы для приличия участие в этом приняли, а не на Адмиралтейство давили.

— Да уж, — скрипнул зубами Тони, — увязли по самые уши. Ни проглотить, ни выплюнуть. Нам бы во Францию, толку бы от нас было больше. А тебе, Джонс, после войны в политике самое место, пока туда приличных людей еще пускают.

— А ты, значит, неприличный?  —  усмехнулся Лесли, намазывая джемом второй бисквит.  —  И ведь точно, Уилкинз, ты уже полбанки умял, а обо мне забыл.

— Меня овцы ждут, — рассмеялся Тони, протягивая другу остаток консервов, — самый приличный народ в этом мире, доложу тебе.

— Твою мать! Ложись!

От взрыва заложило уши, тушенка покатилась по песчаному берегу, зацепившись за чахлый кустик. Одну из лазаретных палаток изрешетило шрапнелью, и санитары спешно вытаскивали из нее раненых, ждущих отправки на санитарный транспорт.

 С моря дружным залпом ответили эсминцы, оставшиеся за главных после того, как крейсеры покинули пролив. После того, как «Триумф» затонул в полчаса от попадания торпеды с подводной лодки, стало ясно, что рисковать кораблями, обошедшимися налогоплательщикам по миллиону фунтов каждый, бессмысленно.  Еще один турецкий снаряд разорвался на склоне, рассеяв колонну санитаров, бегом несущих носилки с ранеными от линии окопов. Тони и Лесли кинулись к ним, на ходу дожевывая бисквиты.

Капрал медицинских войск, в сапогах и фуражке, составлявших его единственное обмундирование по причине прерванного обстрелом купания, спешно перевязывал свежую рану на уже замотанной побуревшими бинтами руке сидящего на песке лейтенанта сигнальщиков.

— Полный бардак, — пожаловался он, отрывая зубами конец повязки, — штаны надеть не дадут.

— Да уж, — усмехнулся лейтенант, — леди здесь не место. 

Тяжелый снаряд врезался в холм футах в десяти за спиной бегущего к пляжу Тони. Из обрушившегося блиндажа показалась чья-то голова, солдат закашлялся, сплюнул, и, даже не выбравшись полностью наружу, принялся раскапывать завал. Земля вокруг него шевелилась, и Тони, заметивший окровавленную руку, торчащую из бурой комковатой почвы, бросился помогать. Откопанные солдаты, едва успев сделать по глотку воды, присоединились к санитарам, под градом шрапнели спешно сгружающим носилки на стоящую у причала баржу.

— Хорошо, что завтра наша очередь в окопы, — заметил Лесли, доставая из кармана наполовину выкуренную сигарету, и охлопывая себя в поисках спичек, — Уилкинз, прикурить есть? Кажется, я их выронил.

— Не переживай, Джонс, — Тони протянул другу коробок, — чертовы турки нам еще дадут прикурить прежде чем мы до них доберемся.

— А там наша очередь, — согласился Лесли, выпуская изо рта струйку дыма.

10.10.1915 Галлиполи. Турция

«Привет, родители!

Жив, здоров, сыт и обут. Чего еще солдату желать? Вот, разве что купальный сезон кончился, море уже холодное, хотя солнце в полдень припекает вовсю.

Вчера был хороший день. Нам сообщили, что во Франции британская армия продвинулась у Лоса на пять миль,  захватив в плен семнадцать тысяч бошей и несколько орудий. Давно пора. Мы тут решили отпраздновать этот день, задав хорошую трепку Джонни Турку. Почта вот-вот уходит, а мне уже пора на построение. Напишу, как только вернусь.

Ваш любящий (как всегда) сын, Тони»

После безуспешных августовских атак обе стороны прочно засели в траншеях. На нейтральной полосе среди поржавевших касок и высушенных зноем кустов белели кости, рои зеленых мух кружили над ними, навещая окопы каждый раз, как разносчики подносили еду. Шрапнель и фугасы привычно собирали урожай, снайперы по утрам исправно выползали на охоту.

«Мы все здесь умрем». Смерть поселилась в траншеях, прижилась, пообвыклась. Смерть стала привычной и от мыслей о ней отмахивались, как от назойливой зеленой мухи, — лениво и безнадежно.