Противник Вилли попался что надо. Альбатрос и Эсифайф то и дело менялись местами, заходя друг другу в хвост, стремительными виражами уносясь из-под пулеметных очередей, набирая высоту то петлей Нестерова, то полупетлей Иммельмана, прошивая легкие облака, падали вниз в пике, снова и снова пытаясь достать соперника. Обшивка обоих бипланов чернела пулевыми отверстиями, но двигатели, баки и управление были в порядке, а пилоты целы.
Порывистый ветер уносил их к северу от основного сражения, налетая короткими шквалами, но Вилли видел только синий фюзеляж и красные крылья Альбатроса, пытаясь поймать в прицел на выходе из петли, из разворота, из пике, с виража, с бочки, из мертвой зоны, со стороны солнца. Безрезультатно. Он потерял счет времени, а бипланы все кружили и кружили, и пулеметы вели разговор на равных.
Вилли рванулся вниз, едва развернув биплан из верхней полубочки Иммельмана, проскочил под Альбатросом, нажимая гашетку глядящего вверх Льюиса. Пулемет молчал. Вилли потянулся к ящику с патронами, и только сейчас сообразил, что четвертый диск он уже расстрелял. И Виккерс уже сожрал последнюю ленту.
Немец, конечно, успел воспользоваться его секундным замешательством, и уже заходил сбоку, целя Эсифайф в бак. Вилли бросило в жар, и он рванул ручку, уводя биплан в опасно-крутой вираж. Мотор захлебнулся. Бензин тоже был на нуле.
— Стреляй уже, сукин сын!
Но Альбатрос пронесся мимо, развернулся и подлетел справа, поравнявшись с Эсифайф. Немец похлопал рукой, затянутой в кожаную крагу, по спаренным Шпандау и почти виновато пожал плечами. Вилли кивнул. Под крыльями проплывал зеленый весенний луг, где-то вдалеке за рощей крошечным кубиком виднелась одинокая ферма. У него не было ни малейшего представления о том, куда их занесло. Но, по какую бы сторону линии фронта он не залетел, биплан надо было сажать срочно, а с последствиями разбираться потом.
Вилли попытался уйти подальше, но Альбатрос не отставал, и бипланы приземлились почти одновременно, всего в каких-нибудь трехсот футах. Вилли выскочил из кокпита, чуть не на лету выхватывая из кобуры револьвер. Там патроны еще оставались.
Немец направился к нему, опустив руки ладонями вперед. Не сдаваясь, но в знак мирных намерений.
— По-моему, мы оба влипли, — заявил он еще издалека, остановившись на относительно безопасном расстоянии, — ты знаешь, где мы?
Английский у него, несмотря на заметный гортанный акцент, был безупречный. Вилли покачал головой.
— Ну, и смысл в меня стрелять? — хмыкнул мрачный гунн, снимая летный шлем.
Его белокурые волосы прилипли к высокому лбу, но в серых глазах лучились смешинки. Вилли убрал револьвер в кобуру и, махнув рукой, уселся на траву рядом с аэропланом. Он, все-таки, чертовски устал.
Немец подошел и опустился рядом. Вилли вытащил из кармана плаща плитку шоколада, разломил пополам, протянул бошу.
— Есть хочешь?
— Как волк, — кивнул немец, вгрызаясь крепкими белыми зубами в еще твердый от небесного холода черный шоколад, — спасибо. Кстати, я — Вернер.
— Вильям, — представился Вилли, и как-то некстати добавил, — очень приятно.
— А я думал, ты со мной знакомиться не захочешь, раз нас друг другу не представили, — неожиданно расхохотался Вернер.
— Я и не хотел, — подмигнул Вилли, — но выбора не было.
Некоторое время они сидели молча. Вилли ужасно не хотелось показывать немцу карту, но разобраться, где они очутились, было необходимо. Впрочем, принимать неприятное решение ему так и не пришлось, карту достал Вернер. Но ни один из них в горячке боя не запомнил приметных ориентиров, так что пользы от этого жеста доброй воли не оказалось.
— Тут милях в двух к северу ферма, — сообщил Вилли, — можно будет туда наведаться, выяснить, где мы.
— Ага, — фыркнул Вернер, — и спросить, где ближайший лагерь военнопленных, чтобы отвести туда того, кому не повезло?
— Тот, кому не повезло, уходит пешком, — решительно тряхнул рыжими волосами Вилли, — а самолет остается в качестве трофея. Честно?
— Честно, — согласился немец, — но тебя французы нашим, может, и не выдадут, а меня…
— Мы ночью пойдем, — предложил Вилли, — попробуем по обстановке сообразить, что к чему.
— Идет!
До темноты оставалась еще уйма времени, и солнце припекало вовсю. Они развалились на траве, на сброшенных плащах, глядя в высокое небо с лениво проплывающими хлопьями перистых облаков, и говорили обо всем, что взбредет в голову. Кроме войны и политики, словно по молчаливому уговору оставшихся там, за дальним горизонтом. И только сегодняшний бой, все еще горячивший кровь, снова и снова возвращался в их разговор.
— Как ты это проделал? — спросил Вилли, сложив руку лодочкой и описав в воздухе замысловатую траекторию.
— Что «это»?
— Ну, вот это самое, — он еще раз повторил жест, и на этот раз Вернер сообразил о чем речь.
— А я точно это проделал? — его серые глаза широко распахнулись от удивления.
— Ты что, не помнишь?
— Кажется… Дай подумать…
Вернер подскочил на ноги и подал Вилли руку, помогая подняться.
— Пошли!