Эскадрон (сборник рассказов) (СИ)

В первом Тайнсайндском Ирландском все были добрые католики, честные ребята, богобоязненные и не слишком нагрешившие за свою короткую жизнь. Мел  Кармоди, которого разорвало в клочья прямым попаданием снаряда, капрал Делани, выкашлявший легкие после газовой атаки, Бэзил Макдермотт, всего на мгновение снявший каску, чтобы утереть пот, и получивший в затылок снайперскую пулю. Сержант Джонс, один из ветеранов Чеширского полка, знакомивших зеленых новобранцев Тайнсайнсдского с премудростями окопной жизни еще в Армантьере, говорил, что у каждой пули своя песня, и хороший солдат знает их все наизусть. Треск и щелчок, визг и свист  —  неприятные голоса, злые. И только одну пулю ты не услышишь никогда, ту, что прилетит за тобой, чтобы унести на Запад*.

Pater noster qui in celis es, sanctificetur nomen tuum… от вражеской пули, от мины, от фугаса и шрапнели, от кровоточащих ран и постыдного плена. Аве, дева! Радуйся череде праведников, славящих имя твое по дороге в светлый Рай.

Восемь дней в окопах, восемь на квартирах. Привычный ритм позиционной войны, низкий вой снарядов, оглушающие фонтаны взрывов, мешки с землей, которые снова и снова надо укладывать на развороченный попаданием мины бруствер, сон в ботинках и шинель под головой, жестяная ванна под открытым небом в Белль Вью, леденцы и пастилки в местной лавчонке, перевязочный пункт, утренние перестрелки с Джерри, тушенка и бисквиты, бисквиты и тушенка, рагу из тушенки с бисквитами.

— Хуже нет врага, чем скука, — даже сержант Мерфи истощил свой запас шуточек и все чаще повторялся, когда торопящиеся в укрытие солдаты сталкивались лбами или шальная пуля выбивала из чьей-то руки банку с тушенкой, — нам бы ноги размять, да и Джерри повеселиться не помешает. Пощекочем штыками, поглядим, горазд ли он плясать джигу.

— Дерьмовая война, — согласился Том, — ни славы, ни чести.

— Дерьмовая, — кивнул Мерфи, — но лучше уж такая, чем вообще никакой.

Первого июля Тайнсайндскую Ирландскую бригаду собрали во вспомогательных траншеях к северу от городка Альбер еще до рассвета. Огоньки сигарет выхватывали из темноты солдатские лица, веселые и задумчивые, полные радостного предвкушения и смертельно серьезные, но на каждом  —  готовность выполнить свой долг до конца. Вперед и только вперед, не останавливаясь, не оглядываясь на павших, оставляя раненых на попечение санитаров, к Ла-Буассель и дальше, на лес Бейлиф и Контальмезон, зачищая поле боя за идущими впереди батальонами Тайнсайдской Шотландской Бригады.

К шести утра подошел капеллан, после короткого молебна прочитал общее отпущение грехов. Том тихо вздохнул. Он не исповедовался с самой Пасхи, и, хотя нагрешить не было ни времени, ни желания, но само таинство исповеди казалось ему гораздо надежнее. Он ласково погладил четки, накрученные на ложе Ли-Энфилд, похлопал по левому карману, под которым, надежно пришитое к подкладке, сиял святой оберег   —  вышитый на алом шелке распятый Спаситель в терновом венце и с открытым всему миру пылающим сердцем в разверстой груди, и тихим шепотом прочитал молитву Пресвятой Деве. Рядом сержант Мерфи, непривычно серьезный, перебирал  четки, Пат Доннел поправлял на шее медальон с Агнцем, капрал О’Лири, закончивший ту же школу в  Ньюкасле-на-Тайне, что и Том, двумя годами раньше, спрятав в карман фотокарточку невесты, осенил себя крестом и тоже зашептал, почти беззвучно, но знакомые слова Pater noster легко читались по губам.

Каждый из них мечтал вернуться домой, к любимым и близким, каждый надеялся, что Господь пошлет ему ангела-хранителя, а Пресвятая Дева защитит и укроет от беды. Там, в начинающем синеть небе, за сизыми предрассветными облаками, ангелам, должно быть, тесно. Но разве не все в Божьей воле? Еще до заката многие умрут, и святые Врата откроются пред ними, и не дано человеку понять премудрость Господа, но лишь молить о помощи и спасении.

На рассвете по германским позициям ударила тяжелая артиллерия. От воя пятнадцатидюймовых снарядов сводило зубы, земля колыхалась и дрожала, холмы Ла-Буассель и Овилье, белевшие меловыми террасами тройных окопов, заволокло черным дымом. В половине восьмого утра оглушительный взрыв взметнул в горячее небо два черных столба, две гигантских колонны мела и камня, вознесшиеся на высоту почти четырех тысяч футов. Одинокий Моран-Солнье, наблюдавший за полем боя, подбросило как перышко, но смелый летчик, сделав круг над Ничьей Землей, развернул аэроплан и скрылся в направлении Альбера.

— Через бруствер!  —  лейтенант Бёрн выхватил револьвер из кобуры, дважды просвистел сигнал сержант Мерфи.  —  Через бруствер!