Эскортница по поручительству

Я в принципе догадывалась, кто приносит эти подачки, но вникать не хотела. Значит Игорь? Ммм, похоже, его совесть замучила. Да нет, какая совесть? У таких самовлюбленных черствых подонков ее нет. Зачем он вообще носит их каждый день? А сам, видимо, боится зайти в палату? Да уж, я думала, он смелее! И с чего вдруг Шувалов стал моим женихом? Сам так представился? Или догадки медсестры? Плевать, не важно! Вот только не Игорь, случайно, стоит за тем, что мне не дают телефон?

Еще через несколько дней я вовсе отчаялась и стала обдумывать варианты побега из больницы-тюрьмы. Сегодня меня навестила Наташа, и вела подруга себя довольно странно. Я спросила, как бабушка, а она сжато ответила, что нормально, и перевела тему. Мое предчувствие, не переставая, било тревогу, и я как наяву слышала этот оглушительный звук сирены. Возможно, это паранойя, но слишком уж все странно. Не могла бабуля за такое долгое время не навестить меня. Не могла, это сто процентов. Значит, здесь что-то не так. Возможно, она заболела. И за ней даже некому ухаживать. От такой мысли мне хотелось рыдать в голос, а ноги сами по себе отказывались держать. Бабушка была для меня в тысячу раз важнее собственного здоровья. Она единственный родной человек на земле. Когда я смотрю в ее добрые глаза, сразу становится легче и верится в то, что все будет хорошо. И сейчас мне жутко не хватало ее поддержки. Хотелось взять в ладони теплую морщинистую руку и сидеть часами, не отпуская. И от понимания того, что ей, возможно, сейчас нужна моя помощь, все внутри сворачивалось от отчаянья.

Я больше не могла ждать! Иначе точно сойду с ума. Нужно было действовать, попытаться вырваться из больницы. Я знала, что Игорь приходит с утра, и решила его подкараулить. Пусть объяснит мне, что происходит, и даст телефон! Или я за себя не отвечаю.

Я выглянула из палаты, когда Шувалов передавал цветы медсестре, при виде его в груди неприятно закололо. Мужчина окинул взглядом коридор и развернулся, чтобы уходить. И тут, собрав все силы в кулак, я полностью вышла, крикнув:

– Игорь?

Я отчетливо видела, как он замер, и его плечи напряглись. Но Шувалов даже не обернулся, просто, ускорив шаг, пошел прочь. И внутри у меня будто все оборвалось, к горлу подступали рыдания. Проглотив комок, я как можно громче крикнула:

– Шувалов, стой!

Попыталась догнать его, прекрасно зная, что негодяй слышит меня, но ноги стали ватными и не слушались. Он ушел. И я словно в тумане видела, как за ним закрылась дверь. И этот хлопок эхом звучал в ушах.

Пошатнулась, даже не заметив, что слезы катятся по щекам. Продолжала смотреть на дверь, не понимая, что происходит. Господи, что здесь происходит? Ко мне подскочила медсестра и, удерживая, повела в палату, что-то причитая. Но я не слышала, шагала дрожащими ногами автоматически. Как он мог после всего, что натворил, вот так уйти, даже не взглянув на меня?

***

ИГОРЬ

Шувалов как всегда принес Марии цветы, но за две недели так и не осмелился ее увидеть. Слушал от доктора, что она идет на поправку и требует отпустить домой. Но Игорь запретил Петру Борисовичу это делать. Каждый день мужчина хотел зайти к Маше в палату, попросить прощения и рассказать, что произошло с бабушкой. Но стоило оказаться в больничном коридоре, как вся решимость пропадала. Он чувствовал себя трусливым мальчишкой, это бесило, но Шувалов не мог ничего с собой поделать. Сегодня, собираясь уходить, Игорь услышал за спиной голос Маши. Она позвала его по имени. И это был как выстрел в голову. Он замер, не зная, что делать, всем своим существом мужчина хотел обернуться, подойти и заключить ее в объятия. Сжать сильно-сильно и никогда не отпускать. Но не смог, потому что прекрасно знал – не позволит. А еще знал, что придется все объяснять. Собрав всю волю в кулак, он трусливо ушел. И когда снова услышал ее отчаянный крик, все внутри оборвалось. Он почувствовал, что в сердце будто всадили кинжал. Но уже просто не смог остановиться.

***

Впервые за две недели я поддалась истерике. Рыдала в голос, наплевав, что рядом медсестра. Это было выше моих сил, будто организм сам дал волю слезам. Словно оплакивал что-то самое дорогое, и мной овладело какое-то дикое горе. Я всхлипывала, задыхаясь, и уже не могла успокоиться. В итоге перепугала своей истерикой персонал, и мне вкололи успокоительное. Засыпала, больше не чувствуя ничего, но безмолвные слезы продолжали катиться по щекам. Закрыв глаза, я снова увидела спину Игоря и как за ним закрывается дверь. А во сне ко мне приходила бабушка, она тоже, не поворачиваясь, уходила вдаль.