«Если», 2011 № 02

Эйлис обняла меня за талию. Когда я заканчивал школу, то дружил с двумя девчонками, жившими в приемных семьях. Одна жила счастливо, поступила в колледж, стала юристом. Другую игнорировали как родители, так и государство. Каролина достаточно взрослая, чтобы легко найти новую семью. И, по всей очевидности, богатая. Штату могут понадобиться ее деньги. Но даже будь у чиновников добрые намерения, знают ли они, что делать с таким ребенком? Да еще с такими выдающимися способностями к физике? Нам позволят ее удочерить?

Джилли словно прочла мои мысли:

— Девочка в безопасности и на полпути к своей первой степени бакалавра.

— Но она одинока! — вырвалось у Эйлис. — Разве вы не видите? Ведь деньги-то есть! Взгляните на этот дом! Наймите людей, пусть о ней заботятся они, а не роботы.

Джилли долго на нас смотрела, потом закрыла глаза и забормотала. Я не увидел микрофона у ее уха, но седые кудри были достаточно густыми, чтобы его спрятать. Несомненно, она с кем-то разговаривала. Тем временем мы стояли неподвижно, шевелились только Бэр, который пытался уследить за всем одновременно, и робоохранники, старавшиеся наблюдать за Бэром, за периметром и за нами. Спустя несколько минут, показавшихся вечностью, Джилли обратилась к нам:

— До недавнего времени с ней жила учительница. Два года назад девочка переросла ее возможности, и… ситуация… осложнилась. Каролина исключительно одаренный ребенок, а в теперешних обстоятельствах развивается успешнее, нежели в предыдущих.

Старуха говорила абсолютно убежденно.

Мы молчали. Думаю, Эйлис, как и я, потеряла дар речи.

— Каролина уже дотянулась до того уровня физики и математики, который под силу лишь профессорам. Она делает большие успехи под наблюдением учителей-машин.

— У нее нет друзей! — взорвалась Эйлис. — Оставьте ей хотя бы Руби.

Джилли стояла и смотрела на нас, робоохранники возбужденно выписывали круги, поднимались и опускались, точно нервничали. Но по крайней мере перестали раскрашивать красным поводок.

Лицо Каролины было прижато к окну второго этажа, она смотрела на всех нас. Она снова плакала, буравила взглядом машину. Она прижимала к себе игрушку, которую сшила ей Эйлис. Лица Эйлис я не видел, но надеялся, что ей видны девочка с собачкой.

— Когда вы в последний раз меняли ее надзирателей?

— Думаю, вам пора уйти, — изрекла Джилли.

Слова она сопроводила сигналами, повинуясь которым, роботы подобрались так близко, что Бэр зарычал и залаял. Мы отступили, но я ненавидел каждый шаг. Ситуация обернулась странной ловушкой: для Каролины — безусловно, но и, возможно, для нас. Мы стояли у подъездной дорожки, давая длинному черному лимузину спокойно уехать.

— Ох, а я-то думала, что ненавижу происходящее, — сказала Эйлис. Она не плакала, только стала тихой и гневной.

— Ты видела Каролину с собакой? Думаю, игрушка ей понравилась,

— Надо было зашить в нее ножовку.

— Возможно. По крайней мере, теперь у нас больше информации. Пойдем, не будем лишать Бэра привычной прогулки.

Так мы и сделали. Ушли. Чуть печальные. На обратном пути посмотрели на дом Каролины, но девочки у окна уже не было. Робоохранники постарались попасться нам на глаза, зависли у границы участка, такие же угрожающие, как в тот первый раз, когда мы с ними столкнулись. Я волочил ноги, а прекрасная Эйлис казалась скорее безумной, чем одухотворенной. Наконец мы добрались домой.

До сумерек оставалось еще несколько часов, но мы бессознательно выбрали застекленную веранду, а там, завернувшись во флисовые одеяла, смотрели, как легкий ветер мягко раскачивает ветки. Время животных еще не пришло, и мы видели только птиц: двух ворон и сойку. Бэр дремал, свернувшись калачиком, а я гладил волосы Эйлис, жалея, что мы вообще сюда переехали, увидели роботову девочку, попали в ситуацию, разрешить которую совершенно бессильны. Некоторое время спустя Эйлис встала и приготовила пахучий черный чай, а еще через полчаса Бэр стал проситься наружу. Мы выпустили его, но вернулся он очень быстро: олени пугали его. Эйлис приласкала пса, прижала к себе.

— Я тоже ненавижу роботов.

— Может, запрограммировать их, чтобы они завтра сходили к девочке?

Эйлис рассмеялась — чуть печально.

— Грустно будет, если их уничтожат злобные охранники.

Мы сидели и смотрели, как день соскальзывает во тьму, не шевелились, пока из-за темноты уже не видели выражения лиц друг друга, а Бэр не начал потявкивать, спрашивая, будет ли ужин.

На кухне я по привычке навел камеры Франкенбота на роботов дом. Потом хотел уже выключить, когда вдруг заметил кое-что.

— Эйлис! Иди сюда!

Она очутилась подле меня в мгновение ока.

Окно кухни было заклеено большим квадратом чего-то белого — может, оберточной бумаги или картона. На нем — выведенные от руки слова: МОЖЕТЕ ТЕПЕРЬ СИДЕТЬ НА СВОЕМ БАЛКОНЕ!

Она говорила, что теперь мы можем пользоваться балконом потому, что заклеила окно? Или что-то другое?