«Если», 2012 № 07

Людмила прошлась по кухне, задумчиво трогая привычные вещи и глядя на них новым взглядом. Зажгла наконец конфорку под праздно стоящим на плите чайником. Ох, какой ядовитый клубок страстей, взаимных обманов и подозрений, ревности и обиды умудрились они втроем с Танькой и Петей накрутить в юности! Семнадцать лет кажутся идиллией лишь издалека.

Людмила не сказала Пете, что беременна, потому что однажды в компании он резко отозвался о браках «по залету». Но когда она сделала аборт, Танька, которая обо всем знала — должен же был кто-то услышать ее историю, и кто, как не лучшая подруга? — поделилась с Петей. Он страшно обиделся на Людмилу, она не понимала за что, а Танька затащила Петю в постель и выходила замуж с пузом, на седьмом месяце. Людмила была свидетельницей, пила водку напоказ из горлышка и не пьянела, а чтобы не кричать, щипала себе ноги под шелковым платьем… долго потом не сходили синяки. Через три года Танька с Петей разошлись, но для Людмилы это уже не имело значения. Все было кончено, счастье потеряно навсегда, и когда разбитной Вовка позвал ее замуж, она равнодушно кивнула — почему нет?

Пусть между ними не было настоящей любви, зато родился Виталик.

Людмила заварила чай, поставила на стол две чашки и вазочку с цукатами. Подошла к комнате сына и решительно постучала:

— Виталик, выйди, пожалуйста. Нам надо поговорить.

Сын выбрался хмурый, насупленный, посмотрел на нее исподлобья: «Будешь поучать? А не пошла бы ты!».

— Извини, — сказала Людмила. — Я была не права. Ты взрослый человек, и нам нужно серьезно поговорить. Я хочу развестись с твоим отцом. Мне нужен твой совет, сын.

* * *

Вовка перевернулся на бок и храпел теперь тоненько и нежно, с присвистом. Людмила вышла из спальни и плотно закрыла за собой дверь.

С мужем она тоже поговорит всерьез, когда он протрезвеет. Но решения не изменит. Развод назрел давно, а она все тянула, цеплялась за обломки прежней жизни, боялась выбросить то, что бессмысленно хранить. Виталик вырос.

Любви никогда не было. Лучше расстаться сейчас, чем пройти по пути отчуждения и ненависти.

Людмила зажгла свет в прихожей, посмотрела на себя в зеркале. Да, симпатичная женщина, пусть и не первой молодости. Даже, пожалуй, еще симпатичнее, чем утром — потому что глаза горят ярко, с вызовом. В них появилась новая искорка… или зажглась прежняя? Выглянула откуда-то из глубины девчонка, которая больше всего любила скорость. Не идти — бежать, не катиться на коньках — мчаться… Скорость и свобода! Та девчонка не боялась решительных поступков… Пока вина за убийство нерожденной дочки не придавила ее тяжелым грузом.

Что же, той дочки не было и не будет. Но когда оглянешься на жизнь с высоты семидесяти шести лет, понимаешь, что тридцать восемь — это молодость. Она еще может родить дочку. Другую.

Людмила опустилась на колени, выдвинула из шкафа нижний ящик для обуви и под дальней его стенкой нащупала записную книжку. В каждой работе есть свои преимущества. Работа в городской справочной службе хороша не только общением в женском коллективе. Людмила давным-давно узнала Петин адрес, и номера телефонов, и место работы, и излюбленные маршруты. Про Таньку она тоже много чего знала, пока та не уехала вместе с дочерью в Симферополь. Но не о Таньке речь.

Людмила решительно отстучала номер на телефоне. Последний раз она видела Петю мельком, издалека, больше года назад, но хорошо представила себе, как он тянется к трубке, как знакомым жестом отводит со лба прядь поседевших волос… и невольно усмехнулась. А вот он ее наверняка не узнает. Ни при встрече, если она состоится. Ни по голосу.

— Здравствуйте, Петр Иванович, — улыбнулась Людмила. — Когда-то мы с вами были знакомы, но вы, наверное…

— Люсенька? — удивились с той стороны. — Люся, ты! Быть такого… Люся, прошу, только не вешай трубку!

— Да, Петенька, — прошептала Людмила.

* * *

Очередь попыталась ее остановить.

— Женщина, вы куда?!

— Здесь по записи! Я еще в январе записывался!

— Эй, дамочка, не наглейте!

Людмила ожгла кучку собравшихся в институтском коридоре людей бешеным взором. Одна нервная девица даже отпрянула и вытянула вперед худые руки в браслетах жестом астральной защиты.

— Имею право, — мрачно уронила Людмила, ворвалась в кабинет и гневно хлопнула дверью.

Старший из врачей поднялся из-за стола, скривил улыбкой невеселый рот:

— Добрый день, Людмила Сергеевна. Как ваши дела?

— Вы жулик! — рявкнула Людмила. — Вы оба жулики! И контора ваша — сплошное мошенничество! Вы же меня одурачили! Деньги взяли — за что? Ни в какое прошлое я не возвращалась! Потому что до старости мне еще далеко! Тридцать восемь мне как было, так и есть, а все остальное — сказочки для дурочек! Верните мои деньги, не то я сейчас же в милицию!..

— А я тебе говорил, — бросил младший врач старшему через плечо.

Он копался в потрохах какого-то аппарата, неприятно похожих на живые внутренности обилием толстых, свернутых в кольца проводов. Правда, в отличие от человеческих кишок, провода были разноцветные, яркие. Некоторые пучки маркировались разноцветными же флажками.