Если б не было тебя

Женька сидит на неудобном стуле, и закаменев лицом смотрит на чистенького, прилизанного доктора, который что – то пишет в моей истории болезни. Я слышу, как тихо скрежещет по бумаге стержень шариковой ручки. Так же тихо, как дверь в пряничный домик, закрываясь за мной. Но этот кошмар, который я переживаю сейчас, гораздо страшнее. Гораздо, гораздо и еще миллиард раз гораздо.

- Замершая беременность не приговор. Вы еще сможете стать родителями. Такое случается достаточно часто,- словно сквозь вату доносятся до меня рваные фразы.- Скорее всего у плода были пороки развития, судя по сроку. Обычно организм дает сбой раньше.

- С кем случается? Мне плевать, что происходит с другими. Мой  ребенок не мог иметь никаких пороков.

Женька кричит, но до меня доносятся лишь похожие на эхо отголоски родного голоса. Он сейчас играет желваками, я уверена, и на виске его бьется нервно маленькая жилка. И в голосе моего мужа я слышу столько болезненного отчаяния, что хочется забиться под, раскорячившееся посреди кабинета, гинекологическое кресло и просто сдохнуть. Как когда-то – спрятаться, скрыться сбежать.

«Это ты виновата» - стучит в мозгу голос, который я давно забыла. Голос хозяина «пряничного домика», разрывая мысли впивающимися ржавыми крючьями. Мне стыдно, на джинсах расплывается позорное мокрое пятно.

- Евгений, послушайте, это лучше, чем воспитывать ребенка – глубокого инвалида. Природа проводит селекцию.

Врача кажется не пугает реакция Женьки. Он привык. Привык ко всему – к горю, к боли, к отчаянию несчастных, потерявших ребенка. Нет, не закаменел душой, а просто научился абстрагироваться.

- Вы еще молодые. Через полгода можно снова начать пытаться.

- Мне нужен этот ребенок.

Женька, он словно сдулся. Уставший, поникший. Я виновата в его горе. Я, и никто больше. Сворачиваюсь на кушетке, обхватив руками все еще беременный живот.

- Процедуру проведем завтра. Сегодня можете забрать Леру домой. Соберете вещи, она пусть спокойно отдохнет,- ровный голос доктора меня убаюкивает, кажется я проваливаюсь во тьму.

- Вы хотите сказать, что моя жена будет еще сутки ходить с мертвым ребенком внутри? – черт, а ведь Женька прав. А я сижу бессловесно. И угроза в его голосе кажется мне осязаемой. – Сделайте же что-нибудь, мать вашу. Я заплачу любые деньги. Это бесчеловечно. Как я смогу смотреть ей в глаза дома, все эти гребаные часы? Вы человек, или нелюдь?

- Она уже неделю ходит с замершим плодом внутри. За сутки фатального не произойдет. Послушайте, Евгений. Я ни за какие деньги мира не стану производить манипуляции с вашей женой, потому что не имею такой квалификации. Вы ведь знаете о том, что ваша жена подвергалась многократному насилию? Травмы ее органов характерны для неоднократно – повторяющихся преступных  действий или ... Я не имею морального права обсуждать жизнь вашей супруги. Вы ведь в курсе? Я не могу рисковать жизнью и здоровьем пациентки.

Вот сейчас. Мир перевернется, встряхнется и я исчезну. Я так мечтала испариться почти всю свою жизнь. Просто превратиться в прозрачное облако и лететь над головами ничего не подозревающих людей, которым не было дела до несчастной маленькой девочки, живущей в замке Синей Бороды. Грязь, от которой я так старалась отмыться. От которой я пыталась уберечь моего мужа. А точнее мне было неимоверно стыдно признаваться ему в том, что я такая – порочная, мерзкая, жалкая. Я просто хотела чтобы меня любили.

- Я не знал.

Смешно. У Женьки такой вид, словно он сейчас сойдет с ума. Бледное лицо, на котором горят безумием глаза цвета неба. Оно не грозовое сейчас – светло-синее, словно просветлевшее после бури. Растерянные глаза, от самоуверенного человека осталась лишь высосанная оболочка.

- Я думаю вам стоит поговорить с женой. Только не сегодня. Дайте ей прийти в себя. Это терпит, ведь так?

- Эти повреждения могли стать причиной того, что мы потеряли нашу дочь? – снова сталь. Ледяной, крошащийся металл.

-Нет, скорее душевное состояние вашей жены могло сыграть роль.

Откуда этот «прилизанный» может знать. Что творится в моей душе. Я же счастлива. Неужели не видно? Точнее была. Чувствую изнутри легкий толчок и в груди начинает щемить. Это фантомные движения, которые будут преследовать меня до конца жизни.

Я сижу на кушетке за тонкой ширмой, но меня словно нет здесь. Не берут в расчет.

- Мне страшно,- тихо говорю, привлекая внимание. И эти мои слова, словно разряжают повисшее в воздухе, свившееся буревое торнадо, похожее на хвостатого змея искусителя.

- Лера, вам не о чем переживать. У нас хорошие анестезиологи. Больно не будет.

Забота. Она такая фальшивая из уст мужчины, который одним росчерком пера перечеркнул мою жизнь. Сам того не подозревая. Одним словом сделал из меня уродину, падшую.

- Я не боюсь боли.- выдыхаю, пытаясь не смотреть в сторону Женьки. Моего любимого Женьки, который сейчас похож на замороженную скумбрию, примёрзшую к задней стенке «морозилки».