Если б заговорил сфинкс...

— О всесильный, всемудрый владыка Обеих Земель, — радостно воскликнул Псару, обладатель самых чутких ушей при дворе. — Защитник своих вельмож, укротитель недовольных, заботливый отец Кемта... Подданные твои должны знать свое место, должны иметь цель, чтобы трудиться. Введите следующего, жаждущего неисчислимых царских милостей...

Перед фараоном предстала жена осужденного мастера Сепа, полная и добродушная Исет. Если в первом случае усладители не сразу разобрались в обстановке, то сейчас они действовали в редком согласии, что говорило о расходах, понесенных просительницей.

— Хороший день, удачливый день сегодня, — восторженно заголосили усладители. — Нашего царя беспокоят достойные люди...

— Говори.

— Благой бог, молю тебя: прикажи вернуть мужа моего, Сепа, из каменоломен Юга в места ближе к Белым Стенам, — плача, заломила руки Исет. — У него плохое здоровье, а здесь я смогу поддерживать его, пока милость твоя вновь не вернется к нему...

— Хорошее время выбрала ты, Исет, — поддержали усладители, — удачное время. Хем-еф полон доброты! Именно сегодня...

Хефрэ размышлял недолго. Кивнул в знак согласия, он приказал везиру Иунмину отдать нужное распоряжение и приготовился выслушать следующего. У него и в самом деле сегодня было благодушное настроение.

6

Жизнь мальчика должна быть далека от радостей и горестей мужчины. Даже сам Рэ молод утром, зрел днем и стареет лишь к ночи. И никогда не будет наоборот, ибо такова воля богов.

Но в земной жизни роме бывает иначе, Взять хотя бы Джаи. До сих пор он был лишен общества своих сверстников. Не знает мальчишеских игр. Только в двенадцать лет обрел первого друга, да и то взрослого — точильщика инструментов Сенмута, которого недавно вельможа Хеси отослал домой, в Абу.

И снова — одиночество...

Самое сильное, неуемное в характере Джаи — любознательность. Его черную фигурку можно было увидеть на улицах города, в пустыне, в праздничной толпе и в кварталах Города мертвых.

Он все хотел видеть. Услышать. Однажды он сделал важное открытие... Потом поделился им с другом Сенмутом. Тот приласкал тогда Джаи, но строго-настрого наказал забыть об этом навсегда. А молчать Джаи умел.

Сам-то он не видел особой нужды молчать в данном случае, но ослушаться не посмел.

Сенмут!

Воспоминания об этом человеке стали отрадой для мальчика.

Случайная встреча с Туанес и Каром оказалась вторым значительным событием в его маленькой жизни. Гигант-фокусник сперва внушил ему мистический страх, но потом страх сменился любопытством — желанием познакомиться с ним ближе.

А дружба с Туанес возникла у них сразу. Он сам находил ее, вырастая как из-под земли, гулял с ней, носил ее вещи, собирал для нее цветы. Когда же мальчик познакомился с Мериптахом и проникся к нему доверием, его обожание Туанес стало еще более откровенным, а лучшие часы его жизни теперь проходили рядом с ней.

Так юный Джаи стал другом дома знаменитого скульптора Та-Мери, о котором уже заговорил Кемт...

...Строительство Та-Мери в разгаре. Пять тысяч рабочих, едва забрезжит рассвет, взбирались на скалу, как мухи, и начинали ее обтачивать. Вернее, на самой скале работала лишь половина. Остальные пристраивали лапы будущего льва и выносили щебень.

Девять «командных пунктов» соорудил для себя Мериптах — девять точек, с которых он попеременно наблюдал за ходом работ. В каждой из них находилась глиняная модель Та-Мери, изображавшая скульптуру под своим углом зрения, характерным именно для данной точки.

И в каждом пункте сидел опытный скульптор, имевший возле себя курьеров для связи с теми рабочими, кто трудился в районе его наблюдения. Таким образом, множество глаз стали как бы продолжением самого Мериптаха и одновременно обозревали Та-Мери практически со всех сторон.

День, когда Мериптах разрешил мальчику сопровождать его, носить за ним чертежи и измерительную палку, запомнился Джаи необычным происшествием.

Вдоволь набегавшись, мальчик зашел в прохладный грот в груди каменного льва, выпил кувшин кислого молока и, присев на песок, прислонился к камню.

Шорох слева заставил его повернуть голову: у входа стоял здоровенный мурлыкающий кот с поднятым хвостом и умильным заискивающим взглядом.

— Не ты ли это, Миу? — шутливо спросил Джаи, вспомнив, что он уже видел этого знаменитого кота на представлениях Кара.

— Да, это я, — несколько глуховато ответил кот. — Сенеб, джаи! Не угостишь ли ты меня кислым молоком?

От неожиданности мальчик готов был мгновенно покинуть место потрясшей его встречи, если бы Миу случайно не загородил собой выхода.

— Не бойся, Джаи, — успокоил его кот и ласково мяукнул. — Я никому не делаю зла, если это не мышь и не дичь, подстреленная Каром...

— Но ты... ты... в самом деле разговариваешь?

— Как слышишь, — согласился кот.

Мальчик вспомнил, что до него уже доходили рассказы об этом удивительном коте, а недавно, затерявшись в толпе зевак, он сам слышал его глуховатый голос. Теперь страх у Джаи исчез, уступая место любопытству.

— Значит, это... не фокус? — спросил он.

— Что именно? — вежливо уточнил кот.

— То, что умеешь говорить, как человек, — сам, без Кара?