Если бы

Ян Олсен не допускал вмешательства в личную жизнь, но прежде всего, оставался деловым человеком. Он настоял на публичной свадьбе, как о новой возможности представить Лину свету. Получив разрешения церкви на брак католика с православной, он дал объявление в газетах о церемонии бракосочетания, назначенной в первых числах сентября в старинном соборе на юге Лондона, и арендовал, для торжественного банкета на пятьсот персон, замок-гостиницу в Гринвиче.

В дверь постучали, и Лина очнулась от размышлений.

– Я приготовила кофе с сэндвичами. Ты так и не позавтракала. – Мама вошла в комнату, неся перед собой металлический поднос: – Волнуешься?

– Наверное. – Лина сместила бумаги на край поцарапанной столешницы, расчистив место для чашек.

Откинув с лица волосы, мама улыбнулась, и Лина улыбнулась в ответ, окутанная безмолвной лаской родных глаз. Она все ещё привыкала видеть маму не с бездушного экрана, слышать голос без помех, повисания и торможения, и вдоволь говорить на родном языке. Только встретив родных в аэропорту Хитроу, Лина поняла насколько истосковалась за сухим, как наждачная бумага, прокуренным голосом отчима, скрывающего волнение за ворчливостью и за маминым родным запахом, теплыми руками... Она гладила красивый рисунок вен на тонких кистях, ставшим теперь отчётливым и выпуклым, и не могла произнести ни слова. Вглядывалась в постаревшее лицо и молчала. Вдруг охватившая скованность без остатка растворились в маминых объятиях, таких категорично любящих и всепрощающих. И Лина с мамой стали рассказывать наперегонки новости, пытались в пять минут втиснуть целую жизнь. Не двигаясь с места, перемешав слова и слёзы, они окончательно смутили Александра Петровича и пошатнули невозмутимость Олсена. Мужчины взяли такси и скрылись в городской квартире Яна, оставив мать и дочь на несколько дней одних.

Лина откинулась в кресле, расслабляя утомлённые плечи. Она грела пальцы о фаянсовую кружку с трещинкой у ручки, наслаждалась плохо сваренным кофе, близостью и спокойствием. Пронзительный сигнал телефона потревожил идиллию, уютно сплетённую дождём и тихим бормотанием телевизора из глубины дома. Состроив гримасу, Лина повела глазами и отыскала взглядом мобильный.

– Городские власти одобрили проект. Что ж... новой галерее быть, – прочитав сообщение, она слегка улыбнулась.

– Здесь? В Лондоне?

– Да.

– Итого?

– Пять, включая Штаты.

– Невероятно! Поздравляю!

– Спасибо.

Вытянув вперёд руки, мама устало потянулась и вздохнула:

– Не представляю, как ты можешь работать. Такие трудные дни... Я едва передвигаю ноги, а ещё столько дел! Все эти заботы, и гости… как же плох мой английский! – она засмеялась и покачала головой. – А у тебя, котёнок, забавный акцент.

– Наверное, – улыбнулась Лина. – Теперь у меня акцент и там и тут.

– Да, и Саша заметил, – мама отпила кофе и покрутила чашку в ладонях. – Говорит, ты изменилась, очень повзрослела. И я… – она запнулась, внимательно рассматривая розовый лак на ногтях. – У тебя ведь всё хорошо? Я хочу сказать, эта свадьба... такая неожиданная... и этот англичанин... Олсен. Нет, я не хочу сказать ничего дурного, наверное, он хороший человек. Но, ведь мы его совсем не знаем! Все так внезапно... А его возраст, и... финансовое положение, всё это... – она подняла глаза, – пугает. Скажи мне, котёнок, ты счастлива?

– Ох, мамулечка! Как же я люблю тебя! – беззаботно рассмеялась Лина, небрежно откидывая волосы с плеч. – С твоим воображением, тебе нужно засесть за роман, честное слово! Я помогу тебе выбрать агента. Уверенна получится бестселлер!

– Василина!

– Ну, конечно я счастлива, мам! Ну, правда, какие глупости! Ян тот человек, который мне нужен. Ты просто утомлена, вот и надумала, так бывает. Ведь не каждый день твоя дочь выходит замуж за миллионера, правда? – ироничной улыбкой, Лина отмела все сомнения и стала разыскивать среди бумаг копию последнего договора с подрядчиками.

– Да, конечно, – выпрямив спину, мама быстро подобралась, вторя небрежной улыбке дочери. Боковым зрением, Лина следила за безмятежным лицом: в эту игру они умели играть обе.

– Но, меня спасает Натали, – весело заявила мама, посматривая на дверь. – У неё очаровательный малыш. Вылитый папа. Ладно, побегу дальше, ещё столько дел, – легко поднимаясь из низкого кресла, она чмокнула в макушку и потрепала по волосам. – Не засиживайся допоздна, хорошо?

– Не буду, – пообещала Лина и долго всматривалась в полумрак коридора, где растворились лёгкие шаги.

Закрыв ноутбук, она аккуратно сложила планы павильонов и подошла к тёмному окну. Дождь прекратился. Спустившийся туман спеленал квартал белёсой паутиной. Лина и сама последние дни жила то ли в тумане, то ли в липкой паутине. Стала двухмерной черно-белой плоскостью: все краски остались только на холсте и перепачканных пальцах.