Если бы я не был русским

Её прижали грудью к его груди, и только кулак с торчащим из него пистолетом напоминал о том, что эти объятия какого-то нового свойства. Она что-то кричала ему, но он не слышал, потому что вокруг все орали как сумасшедшие: «Аверьянов, Аверьянов, А…верь…я…нов». И тогда он понял, кем был стоящий перед микрофоном лидер «Русского союза». Тем самым задротом Аверьяновым, мужем Лины. И он понял, что всё было напрасно: и грабёж, и «подвал», и стрельба по свечкам, и жажда кровавой справедливости, и готовность принести себя тоже в жертву. Он не может больше стрелять в этого урода, потому что выстрелы в него ранят Лину. Проклятье!

Она попыталась, отодвинув подбородком ствол пистолета, поцеловать Серафима в шею, но он дёрнулся как подстреленный, ударил кого-то локтем в бок изо всей силы, кажется, толкнул её в грудь и исчез где-то в толпе, топавшей ногами и по-прежнему ревевшей: «А…верь…я…нов..А..верь..я..нов…» Митинг разворачивался, словно атомный гриб, и вслед убегающему прочь несостоявшемуся убийце несся уже новый многотысячный вопль: «Вся власть Союзу..!»

Вот вам ваш русский Ли Освальд. Получайте. О терактах и террористах в газетах и книжках просто читать, да не просто дело делать. Повывели у нас террористов по убеждениям вместе с «дворянской кровью и собачьей бровью». Народ тихий, спокойный теперь, даже чересчур. В Афганистане командиры обижались: не десантников им присылают, а студентов-вегетарианцев. После первой человечинки целую неделю ходят как в воду опущенные. С такими войны не выиграешь. Есть, конечно, и у нас разные отчаянные головы, угонщики самолётов, мафиози, наёмные убийцы, да не идейные, а всё больше уголовная мелкота, герои до первого выстрела. При царе-батюшке это дело было лучше поставлено. Губернаторов, великих князей, а при случае и царей бомбами рвали да с револьверов дырявили чуть не каждый божий день. Вон сколько улиц в Питере с фамилиями этих героев: и Каляевы, и Желябовы, и Софьи Перовские, и даже памятная досочка промахнувшемуся Каракозову. Вроде уважают у нас героев, а преемственности никакой. Обидно мне за преемственность и за прерванную связь поколений. Все жалуются у нас, что нет никакой управы на разные ведомства да заевшихся выше головы начальничков. Есть управа, и гранатомёты с автоматами бы нашлись, а вот чего нет, так это преемственности. Тогда, если уж воспитываем пацифистов, так нечего досочки с террористскими именами на домах развешивать, а переименовать эти геройские улицы во всяких там пастернаков, булгаковых, ахматовых. И этого не хотите. Так чего же вам нужно от моего героя, выращенного этими странными улицами, странного города, странного народа, среди которого сами вы странные гости, а не хозяева?

А Серафима мне жаль. На вас-то наплевать, у вас библейское будущее, а у него нет. Тем более что я сам действительно не знаю, чем кончится его вылазка. Пистолет-то он не бросил, митинг далеко не кончен, и вступает в игру новый, пока известный только мне фактор. Посмотрим, может быть, подвиг, равный подвигу Павлика Матросова, ещё впереди. Хочу отнять минуту внимания и задать сам себе и заодно и тем, кто не полностью утратил умственные способности, прилежно следуя по пятам моего негероического героя, вопрос: мог ли Серафим без постороннего манипулирования убить Аверьянова, если бы ему не помешала Лина?

Эх, женщина! С самого начала ты путалась в ногах так и не вставшего на эти самые ноги героя и, возможно, погубила чудный детективный сюжет, а заодно лишила коллегию народных манипуляторов ответа на вопрос века, ибо всякому ясно, что Серафим не только имярек такой-то, но заложник кое-какого поколения. Однако я крепко сомневаюсь в кровожадности моего героя по многим причинам и одна из них та, что я — не Достоевский, изрядно любивший топоры да ножички, а Серафим — дитя своего половинчатого времени. Не мог убить он никого на свете, я ручаюсь. Просто делал вид, играл в отчаянность. А может, нет?.. Многие убийцы, наверное, так же играли в отчаянных, а потом случайно (случайно ли?) нажимали курок или, желая промахнуться, цепляли ножом сонную артерию на шее любимой и… возможно, тут-то Серафим оказался бы прав? Ведь задрот уже и не задрот, а лидер и вождь, и сумасшедший доктор Мабузе-маньяк, заморочивший целый город, может быть, уже целый народ, и смерть его спасла бы и Лину, и целую вселенную прочих Лин от грядущих ужасов взбесившегося национального самосознания. Вопрос, конечно, тухлый изначально, не стоило его и поднимать, но ведь какой же русский не любит тухлых вопросов и следующего за ним мордобоя. Но, кажется, пора уже, подобно Льву Толстому, вернуться в народ.

По-видимому, не все митингующие испытывали одинаковые чувства к гр. Аверьянову. На пути своего отступления Серафим попал сначала в довольно скромную потасовку между красногалстучниками и лицами, не афишировавшими своих политических склонностей цветом носков или кальсон. Но затем, по мере удаления от центра, сцепившиеся, как в любовном экстазе, люди попадались всё чаще. Назревала битва народов. Но каких? Как думают читатели?