Если бы меня спросили снова

— Поедет. С тобой — поедет, — уверенно возразила Лиза. — Хоть на край света. И будет вымаливать у тебя прощение.

— Нет, — также уверенно ответила Ирка. — Север не меняет своих решений.

Какими бы трудными они ни были, выстраданными, мучительными, беспощадными к самому себе, даже самоубийственным — не меняет.

«Отпусти меня, Ир» — написал он ей в письме.

«Зачем?» — спросил он её на причале.

Это было как «Какого чёрта?» или всё же «Что же ты наделала»?

— Давно они женаты? — с трудом сделала вдох Ирка.

— Их расписали сразу, как Петя пошёл на поправку, — кивнула Лиза и тут же поспешно добавила. — Но это я настояла.

Словно пыталась его защитить, оправдать в Иркиных глазах, вымолить прощение за него.

Как мать, которой у него с двенадцати лет не было.

Как человек, для которого Петька — семья, своё, хрупкое, болючее, родное.

Как женщина, которая видела, через какие муки ему пришлось пройти, и старалась оградить от новых, что принесёт ему Ирка.

Это было так странно, что Петьку кто-то защищает от неё, что даже немного страшно.

— Не хочется об этом говорить, — снова взялась за сигареты Лиза, но покрутила пачку и отложила, — да и не принято как-то считать деньги, когда человеку нужна помощь. Просто чтобы ты понимала. Бесплатная медицина в Испании только для испанцев, как, впрочем, и везде. И мы, конечно, не бедствуем, Альваро хорошо получает, я работаю, София ведущий специалист в международной компании, дом вот новый собрались покупать, этот для нас стал мал, семья растёт, сад хочется большой, настоящий… — она вздохнула. — Но счета за лечение были просто неподъёмными даже для нас. Если бы Петя женился, мы смогли бы его прописать, он бы получил карту социального страхования. Это был выход.

— Я понимаю, — достала сигарету Ирка. — Я, кстати, получила компенсацию, я могу…

— Нет, нет, нет, — замахала руками Лиза. — Я совсем не для того тебе всё это говорю. Просто чтобы ты понимала, — повторила она, — что это было вынужденное решение. Это, конечно, было нечестно по отношению к Пете, но ему нужна была операция на голосовые связки, — она горестно вздохнула, — поэтому я настояла, чтобы они расписались. Вот хочешь обижайся, хочешь нет, — развела она в сторону руки, словно большая птица, охраняющая своё гнездо.

Могла ли Ирка его разорить, их гнездо?

Могла ли забрать у них Петьку?

Наверное, могла. Если бы хоть капельку любила его меньше.

— Он скорее остался бы немым, — уверенно возразила Ирка, щёлкнула зажигалкой, прикурила, — но вы не смогли бы заставить его сделать то, чего он не хочет. Может, он и повторял моё имя в бреду, но он здесь потому, что выбрал не меня. Он встретил Софию и всё для него изменилось. Он принял решение.

Да, под гнётом обстоятельств, добавила она про себя, выдохнув дым. Да, от безысходности — вернуть долг ему было нечем (и это даже не о деньгах). Да, потому что считал, что Ирка его не простит всё равно, дороги назад нет. Потому что в России его ждёт суд и тюрьма. А ещё потому, что понял намного раньше Ирки: вместе им не быть всё равно.

Но она не скажет этого Лизе. Пусть Петька будет для них тем, кто нашёл здесь всё — сестру, семью, любимую женщину, дом. Счастье.

— Он взял фамилию жены? — спросила Ирка.

— Так проще было бы устроиться на работу и вообще, — вздохнула Лиза, — но нет.

Ирка развела руками: что и следовало доказать.

— Он не поступает как проще, — сказала она.

— София теперь Северова, а точнее, Северо̀ва, здесь ставят ударение именно так, — улыбнулась Лиза.

— А мы зовём его просто Север, — улыбнулась Ирка. — Один момент только я так и не поняла. Как вы купили билет? Как перевезли его через границу? Какие документы подавали в мэрию или в посольство, где их расписали?

— У Пети был загранпаспорт. Он оставил его в сумке вместе с вещами, когда приезжал последний раз.

— Ну, конечно, — затушила сигарету Ирка.

И только сейчас вспомнила разговор, где Петька объяснял ей, что в России можно иметь два загранпаспорта, особенно если в первом есть незаконченные визы, как у Петьки, рабочие, но второй обязательно должен быть биометрический.

Она по-гусарски козырнула: вопросов больше не имею. Подхватила тарелки.

— Куда нести?

— На веранду, раз уж решили там, — открыла ей Лиза дверь кухни.

На улице приятно пахло дымком от костра.

Альваро переворачивал на решётке рыбу. Черноглазый красавец Маркос натирал помидорами хлеб, готовил какую-то закуску. У Вадима на плече, как у заправского повара, тоже висело полотенце. Петька с помощью Софии и Аны ремонтировал какую-то лавку.

Смотреть на него было больно. И только.

Ни обиды, ни ненависти, ни жалости Ирка не чувствовала. А боль… есть такой запредельный уровень боли, когда и её перестаёшь ощущать. Когда остаётся только усталость. Смертельная усталость.

Но какая к чёрту усталость! Летние дни в Галисии длятся долго, а выходные — особенно.

И после обеда (это оказывается был только обед) хозяева повезли их по достопримечательностям Ла-Коруньи.

Глава 49

Чьи-то могилы, церкви, монастыри, храмы, ратуши, памятники — всё смешалось в один бесконечный калейдоскоп.