Если бы мы знали

– Ну да, но я на днях встретилась с ним в коридоре и упомянула, как меня восхитила его исповедь. Он, похоже, проникся моей похвалой, и мы разговорились… И я, видимо, произвела хорошее впечатление.

– Разумеется.

Она рассмеялась и открыла дверцу машины. Я забралась за ней следом. Алисса повернула ключ зажигания и выехала с парковки на узкую дорогу, обрамленную кустами роз и лаванды.

Она включила музыку погромче, а я опустила стекло, выглянула наружу и закрыла глаза, наслаждаясь теплым ветерком и ароматом цветов, который он приносил.

Я собиралась рассказать Алиссе про нас с Аароном по пути домой, но после новости про выпускной передумала. Я поняла, что теперь для нее это совсем не важно.

Возможно, когда-нибудь я ей во всем признаюсь, но сейчас будет лучше, если мы с Аароном останемся единственными во всей школе, кто знает о том, что произошло между нами в будке звукозаписи.

Эмори

День 315-й

Мама уже спала. Я подошла к кровати и села на самый краешек.

– Я дома.

Со дня, на который было запланировано окончание нервного срыва, прошло еще пять суток, но на одеяле опять появились мятые салфетки, а по телевизору громко передавали какую-то слащавую мелодраму. Я взяла пульт и выключила звук.

– Мам, – позвала я, и она приоткрыла глаз. – Вот, я принесла воды.

– Спасибо.

Мама приподнялась, отпила несколько глотков и поставила стакан на прикроватный столик. А потом снова устроилась на подушке.

– Как прошел матч?

– Хорошо. Мы победили.

Мама покрутила между пальцев ткань моей перешитой в платье спортивной куртки.

– Шарлотта очень хорошо уложила тебе волосы. Ты такая красивая. – Не успела я ответить, как она положила ладонь мне на колено и добавила: – А твоя нога до сих пор ужасно выглядит.

– Ничего, она уже почти не болит.

За прошедшую неделю синяк успел сменить цвет с черного на фиолетовый, а с фиолетового на желтовато-зеленый. Я надеялась, что он успеет пройти к тому моменту, как подготовят охранный ордер, и больше не останется ничего, что напоминало бы нам про Кусок Дерьма. Но синяк долго не проходил и все еще напоминал о его существовании.

– Кстати, – добавила я, – Люк у нас. Хорошо?

Мама кивнула:

– Да. Хорошо.

Такой у нас теперь был уговор. Больше никаких секретов. Никаких тайных вылазок.

– Ему сегодня пришло письмо из Денвера. Его все-таки берут, как и собирались.

– О, правда? Здорово! – воскликнула мама, но тут же нахмурилась, увидев мое кислое выражение лица. – Это же здорово?

Я вымученно улыбнулась.

– Ага. Правда здорово.

Она приобняла меня за талию.

– Ты в порядке?

Я была в порядке. И одновременно не в порядке. Мне было жарко и холодно, что звучит совершенно бессмысленно.

– А что поделаешь? У меня нет выбора.

– Любовь – это полный отстой, согласна? – спросила мама.

– Да. – Я вздохнула. – И нет.

– Именно.

Ее явно впечатлил мой ответ, словно я сказала нечто не по годам мудрое. Она похлопала меня по руке. Я ей улыбнулась и заметила, что веки у нее уже опускаются.

Я подоткнула одеяло и поцеловала маму в лоб.

– Выспись как следует. Завтра сходим в кино. Не на романтический фильм, конечно. На что-нибудь с зомби, пиратами или концом света.

– Замечательно, – отозвалась мама и закрыла глаза. – Я тебя люблю.

– И я тебя, мам.

Я притворила дверь ее спальни и тихонько прошла по коридору к своей комнате.

Люк сидел у меня на кровати. Он уже снял куртку «Футхил Фэлконс» и набросил на спинку стула.

Я заперла дверь на замок, прошла через комнату и встала перед Люком.

– Привет. – Я опустила руки ему на плечи и покрутила его кудри. Я подалась вперед, чтобы его поцеловать, но что-то показалось мне странным. Он не отвечал на мой поцелуй. – В чем дело? – спросила я.

– Странно, конечно, но я так не могу – ну, когда твоя мама в соседней комнате.

– Она всегда там была.

– Да, но… сейчас она знает, что я тут.

– И?

Я снова наклонилась его поцеловать, и на этот раз он поддался. Его губы были теплыми и мягкими, и я в очередной раз подумала о том, как же мне нравится его целовать. Теперь жизнь наладилась, и я собиралась все оставшиеся сто двадцать два дня посвятить поцелуям – насколько это возможно.

Я подцепила его футболку и начала поднимать через голову, но Люк одернул ее вниз.

– Все в порядке, – прошептала я. – Она уже спит, честное слово.

Люк обнял меня за талию и прижался лбом к моему животу.

– Дело не в этом. Мне… мне надо кое о чем с тобой поговорить.

– Ладно. – Я провела кончиком пальца по его шее. – О чем?

Он забрался с ногами на матрас и прислонился спиной к стене. Я присоединилась к нему. Повисла тишина.

Наконец он заговорил.

– Я заходил к отцу Ханны. Дважды за эту неделю.

– Да? – Мне стало не по себе, словно я опять почувствовала тень предательства. Мы всю неделю провели вместе и часто обсуждали, кто может ему помочь, и Люк ни разу не упомянул пастора Жака. – Я думала, ты собирался записаться к врачу?

В прошлый вторник, во время Калетти-Спагетти, Люк наконец рассказал родителям про свою бессонницу и то, что по ночам смотрит видео и читает статьи про клиническую смерть, а не спит. Терапевт направил его к специалисту, который может вылечить Люка.