Если бы они могли говорить

Комур перестал жевать, прислушался и пренебрежительно пыхнул ноздрями.

— Пых! — засмеялся Аго. — А вот как всадят тебе шило в пузо, тогда будешь знать, как пыхтеть!

Дядюшка Митуш ласково посмотрел на Комура, даже запел себе под нос:

Бредет турок зеленым лесом,
Поет турок веселу песню…

«Пых! Пых!» — снова выдохнул Комур. И снова принялся жевать. Какой-то дрозд опустился ему на спину, походил там, походил, словно по горной вершине, осмотрелся по сторонам и деловито стал выдергивать пучки свалявшейся шерсти, которую вол как раз менял. Собрав необходимое ему количество, вспорхнул и полетел к гнезду, которое устроил между черепицами.

ВАСИЛЕНА И ХОЗЯИН

Переступив порог Галункиного дома, Захари остановился и перевел дух, словно только что избавился от чего-то неприятного. Лицо его тотчас приняло веселое и беззаботное выражение. На людях он вынужден был притворяться, старался не смеяться, шел так, будто его мучила нестерпимая боль; в противном случае Севастица могла бы упрекнуть мужа в том, что он радуется свободе, тогда как она, больная, страдает.

Галунка пригласила Захари в комнату. Там он уселся на лавку под окном, не заметив, что она чем-то встревожена.

— Какая прохлада… Знаешь, Галунка, мне у вас всегда хорошо, легко как-то на душе, есть с кем словечком перемолвиться. А то все счета, да счета… Надоело! А где Василена? Нет ее, что ли?

Галунка пробормотала что-то невразумительное, но Захари, не слушая, продолжал:

— Принеси-ка мне ракии, Галунка. А то дома Севастица сердится, когда я пью. Хочу здесь, в холодке, выпить рюмочку. Подумаешь, рюмка ракии. Только собирались пойти прогуляться с Севастицей, как у нее заболела голова. Сейчас она прилегла. Знаешь, какая коварная эта головная боль — раз, и человек сам не свой… Пусть отдохнет немного, пусть…

Он выглянул в окно.

— Так где же Василена? Куда она запропастилась?

— Она в огороде, скоро придет, — ответила Галунка.

Она принесла на подносе графинчик с ракией. Как всегда, Захари опрокинул две рюмки подряд, а потом стал ждать, глядя в окно и улыбаясь своим мыслям. Галунка присела в сторонке и склонилась над вязаньем. Не по душе ей были эти частые посещения хозяина. Все давно заметили, что он приударяет за Василеной, не хватало только, чтобы об этом узнала Севастица, и тогда… Страшно даже подумать, что тогда будет. Но и Василена тоже хороша, осуждающе подумала Галунка. Сначала она вела себя сдержанно и даже подтрунивала над хозяином, но потом стала прислушиваться к тому, что он говорит; явно, ей была приятна его компания. А ведь они уже договорились с Велико, жестянщиком из Сарнено, о свадьбе, уже и документы к венчанию были готовы — и его, и ее. А Василена чего-то тянет, все откладывает.

— А вот и Василена! — воскликнул Захари и налил себе еще рюмку.

Со стороны огорода показалась Василена. Она заткнула за пояс фартук, в котором что-то несла, и от этого выглядела еще стройнее, еще тоньше. Шла она легкой быстрой походкой, а увидев Захари, весело засмеялась — словно яркий свет хлынул из глаз.

— Эх, Василена, заждался я тебя, — молвил Захари. Он обернулся к двери, дождался, пока Василена вошла в комнату, и добавил: — Все трудишься. Не следует тебе так много работать, не хочу, чтобы ты работала.

Василена ничего не ответила. Такой уж у нее характер: порой ее не переговоришь, а бывает пройдет мимо человека — слова не вымолвит. В это время снаружи кто-то позвал Галунку, и она вышла.

Неожиданно для Захари Василена встала перед ним и сказала, весело улыбаясь:

— Говоришь, чтоб не работала я… А кто ж станет работать?

— Есть для этого люди. Слуги будут работать, я буду. Ты знаешь, приходили тут двое, спрашивали, не сдам ли я поместье внаем. Вроде как слух прошел, что я собираюсь его в аренду дать. Да нет, говорю, я сам в нем работать стану.

— Да на что ты байки рассказываешь?.. — засмеялась Василена. — Это ты-то станешь работать? Да разве ж ты можешь. Только и знаешь, что врать.

— Кто? Я? Это я-то вру?!

— Ты, а кто же. Вот говоришь, что женишься на мне. А как ты можешь жениться, если женка твоя жива?

Несмотря на хмель, Захари смешался:

— Кто-я? То есть как?.. А, ну да… Только я это… я совсем иное имел в виду. Я хотел сказать, что мир, как колесо, — все вертится, вертится. Неизвестно, кто завтра будет здравствовать, а кто отправится к праотцам. Вот тогда, как знать, может так случиться, что — все ведь возможно.

— Ну вот, опять завел, — поморщилась Василена.

— Да нет, Василена, ты послушай. Иди сюда, сядь рядом, вот здесь. Слушай, что я тебе скажу…

Он наклонился к ее уху и что-то зашептал. Василена скрестила на груди сильные руки и слушала, улыбаясь. Черные глаза ее весело искрились.