— Почему отказываешь, когда просят покататься?
— На велосипеде я кому-нибудь отказывал?.. Ты видел? — перешел в наступление Лева. — А мотоцикл где другой возьмешь, если этот изведут?
— Твой мотоцикл, что ли?
— Твой! — обиженно ответил Лева, опешивший от этого вопроса. — Можешь его забирать, очень мне нужно!.. — Но, найдя возражение, он горячо заговорил: — Общий мотоцикл — вот что!.. Помогал я или не помогал? Вдвоем его сделали, да!
— А может быть, и Федор Иванович имеет право на него?.. А Савелий Дмитриевич? — спросил Николай, прищурившись. — А кто все детали сделал? Кто для них сталь варил? Руду кто добывал? Уголь кто копал? Ты за эти труды кому-нибудь платил?
— Кому платить? — спросил озадаченный Лева.
На этот вопрос не мог пока ответить и Николай.
— Одним словом, не к лицу нам быть «скупыми баронами», — закончил он спор. — Каждому не будем разрешать, но хорошие ребята пусть учатся кататься.
— Я — что, — проворчал Лева, — я ничего… Просто машины жаль… Конечно, пусть катаются, — решительно добавил он, — ведь без их помощи нам и теперь не обойтись.
Чаще всего ребята нуждались в помощи, когда приходилось запускать мотор на ровном месте. Один из них садился за руль, второй и еще два — три человека подталкивали машину. Постепенно подталкивающие выдыхались, их сменяли новые из тех, кто бежал следом. Если же таких помощников не оказывалось, Николай мрачно произносил: «Дело дрянь», и они катили машину на «заводную горку». И если мотор в конце концов удавалось запустить, его уже не глушили, пока не заводили машину в сарай.
Однажды, когда Лева, не дождавшись Николая, с помощью группы любителей запустил мотор, к нему на мотоцикле подъехал Гена.
— Здоров, Ракита! — окликнул он Леву. — Давай наперегонки?
— Шутишь, — ответил тот, даже не оглянувшись, — машины-то разных классов.
— Сдаешься, значит? — задиристо воскликнул Гена, не слезая с мотоцикла. — А я думал показать тебе, как ездят настоящие гонщики.
— Показывай так.
— Так неинтересно… А я, пожалуй, и на «Крокодиле» обгоню тебя… Садись на моего «Орленка».
Лева покосился на него, глянул на ту и другую машину, покачал головой:
— Охотно на «Орленке» прокатился бы, — чистосердечно признался он, — но «Крокодила» доверить тебе не могу — замучишь ты его.
— Туда ему и дорога, — смеялся Гена, — сдай его на утиль, пока еще возьмут! Скажи просто, что сдрейфил.
— Тебя, думаешь, испугался? — начинал сердиться Лева. — Обожди, только проверю крепления.
— Брось канителиться!.. Ездил же ты вчера и позавчера, и ничего с машиной не случилось. Наше дело — дороги глотать! — произнес Гена с пафосом, очень гордясь этой вычитанной фразой. — А грязь с наших колес пускай другие убирают.
— Вот и видать, что ты барсук! — не выдержал Лева.
Гена фальшиво улыбнулся. Когда-нибудь он припомнит Леве эту дерзость, а пока в предстоящей гонке уложит его на обе лопатки. И он принимается тормошить склонившегося над «Крокодилом» Леву.
— Поехали, хватит возиться!
— А, черт с тобой, — раздраженно отозвался Лева, — поехали!
Лева вытер руки тряпицей, сел в седло.
— Вы свидетели, — крикнул Гена группе ребят, собравшихся вокруг них. — Стойте тут, пока не вернемся, увидите, как я его на буксире приволоку.
— Идет, постоим, — дружно отозвалось несколько голосов.
Мотоциклисты выехали за город и ринулись в глубь пущи, начинавшейся сразу за окраиной. Она их зло обманула, оказавшись обыкновенной скучной рощицей. Пронзив ее, дорога вырвалась на асфальтированное шоссе.
Вдруг Лева заметил, что расстояние между ним и Геной стремительно возрастает. Прибавить бы еще газу, да рукоятка уже повернута до отказа. Далеко впереди дорога идет под уклон. Гена ныряет и исчезает из виду. Лева видит себя одиноким на незнакомой дороге, и оторопь охватывает его. Пока его взгляд упирался в спину Гены, он словно имел опору, которой теперь лишился. По обе стороны тянутся перелески, рощи, заболоченные низинки. Иногда дорога пробегает над переполненными водой осушительными каналами. Мелькают каменные дорожные столбики — стометровки. К чему-то Лева начинает считать их: один, другой, третий, четвертый… Ветер свистит в ушах, норовит сорвать с головы фуражку.
Лева пытается сбавить газ, но не чувствует привычного сопротивления, рукоятка свободно вращается вокруг оси, болтается, как шляпа на палке. А мотор продолжает реветь во всю мочь, машина мчит Леву вперед, и, кажется, нет силы, которая могла бы ее остановить.
Лихорадочными движениями он еще раз повернул рукоятку на себя, от себя — никакого эффекта, мотор не подчиняется, скорость не падает.
Вот машина на предельной скорости плюхнулась в колдобину, которую полагается одолевать черепашьим шагом, выскочила из нее и так подбросила Леву, что он на миг потерял и педали, и седло, и лишь каким-то чудом не выпустил руля из рук. Вот поворот!..
«Тише… тише!»
Разве может машина внять мольбе растерянного седока? Еще раз Лева сумел удержаться в седле, но кто знает, не будет ли это второе чудо последним в его жизни?
Вот сигналы предупреждают, что впереди спуск с крутым поворотом.
«Стой, черт проклятый!.. Стой!.. Помогите, люди!.. Мама, где ты?»