Смотритель причмокнул влажными губами, и у меня закатилось сердце. Представилось, что сейчас он разогнёт спину, выпрямится и вцепится мне в горло своими длинными, чуть не до колен, руками.
Но страшный человек отошёл в сторону, и желчь, подкатившая к горлу, отхлынула, боль в затылке ослабела.
— Вам это не интересно? Понимаю. Какое дело молодости до ископаемого, пережившего свой мир… У вас дела. Ступайте. Поговорим позже.
Будто сняли заклятье — ко мне вернулась способность двигаться и чувствовать. Слабость в ногах. Внутренний озноб, от которого стучат зубы. И холодок влажного от пота белья.
Покинув зал, я долго стояла, привалившись плечом к стене и пытаясь прийти в себя. Проклятый безумец выпил из меня все силы. А впереди — разговор с профессором Жюстеном. Наверняка непростой.
23.2
Не знаю, почему, но я ждала, что Огюст Жюстен окажется таким же невысоким, подтянутым и строгим, как профессор Барро. И удивилась, когда навстречу мне вышел рослый увалень с изрядными залысинами, одутловатым лицом и отвислыми губами. Впрочем, глаза у него были живые, быстрые, костюм явно шит на заказ, в накрахмаленных манжетах поблёскивали золотые запонки. И говорил профессор Жюстен уверенно, без шамканья, хорошо поставленным голосом.
В ответ на просьбу о конфиденциальной беседе недовольно поджал рот и просто вывел меня в коридор, обитый розоватым штофом и панелями красного дерева.
— Так о чём вы хотите говорить?
И тон его, и вид ясно показывали, что я отнимаю время у занятого человека.
— О последних словах профессора Барро.
Жюстен откинулся назад, будто его ударили.
— Что за шутки! Роберт Барро был моим другом, и я никому не позволю глумиться над его памятью! — профессор выдал эту тираду придушенным шёпотом, глаза его стреляли по сторонам, лицо странно дёргалось.
Не на такую встречу я рассчитывала, но если Жюстен думал смутить меня, то просчитался.
— Я потому и пришла к вам, что вы его друг. Профессор Барро вспоминал вас за минуту до смерти. Вам сказали, как он погиб? Его сбила "стрела", прямо на моих глазах. И вот что он успел сказать: "Три источника и сила стихий — знаете, что это такое? Помните сказку о справедливой королеве? Может быть, вы последняя надежда континента на спасение!"
Я вспомнила всё, что смогла и, кажется, предельно точно. Взгляд у Жюстена стал совершенно дикий.
— Что вы несёте, дамзель? — прошипел он, грозно нависая надо мной. — Вы с ума сошли?
Только мне не было страшно.
— Профессор Барро был уверен, что вы знаете об этом больше него. И можете ответить на мои вопросы. Что значит — три источника? При чём здесь сила стихий? В чём смысл сказки о справедливой королеве? Ах да, профессор Барро ещё говорил о каких-то ключах.
Жюстен вздрогнул. И меня осенило: да он напуган до полусмерти!
— Немедленно замолчите! Это закрытая информация. У вас есть допуск? Кто вы вообще такая, бесы вас побери?
— Вы неучтивы, но я готова закрыть на это глаза, потому что мне очень нужна ваша помощь. Я не знаю, кто я. Раньше у меня было имя, был дом, были родные люди. Сейчас ничего не осталось. Кроме одного: я не умею лгать. Это моя суть. Моё проклятье. Не думаю, что из-за этого меня можно считать надеждой континента или ещё кем-то особенным. Но профессор Барро думал иначе. И похоже, не он один. Мажисьеры…
Я говорила, а Жюстен глядел на меня не отрываясь, потом вдруг больно схватил за предплечье и потащил по коридору. Толкнул какую-то дверь, ввалился, как медведь, в соседний коридор с простыми крашеными стенами, отпустил меня и с шумным вздохом отёр испарину со лба.
— Что вы хотите знать? Я просто учёный. Политические игры, заговоры, переустройство мира… я далёк от всего этого, понимаете? — голос его звучал лихорадочно и глухо, на щеках горели пунцовые пятна, влажный лоб блестел в свете потолочных ламп. — Ну, хорошо! Ключ открывает источник и управляет его силой. Понятно? Эх, ничего вам непонятно!
Он тряхнул головой.
— Что такое ключ?
— Что? Кто! — профессор нервно хмыкнул. — То есть вы, как я понимаю. Поэтому Роберт и сравнивал вас с королевой-заступницей… Вы знакомы с исходным сюжетом?
— С тем, в котором королева выпила яд, предназначенный королю соседней страны, а её братья от горя закололи себя?