Стук в дверь вырвал меня из сна, и я посмотрела на свой телефон. Три сорок пять. Я подскочила, пытаясь встряхнуть свое оцепенение после дремоты, и подошла к двери. Через глазок я наблюдала, что Эш беспокойно переминается с ноги на ногу.
— Ты опоздал, — сказала я, открывая дверь.
— Прости, мой автобус опоздал. — Этот маленький намек о его жизни заинтриговал меня больше. — Когда тебе будет нужно, чтобы я ушел, просто скажи.
— Шоу не начнется раньше семи часов,— я указала на пространство у окна, которое обустроила для него. — Там все вещи.
Он опустил свою сумку на пол и подошел к мольберту, листая страницы бумаги, что я прикрепила к нему.
— Слишком много всего, Бёрд.
— «Спасибо» будет достаточно.
Он смотрел на принадлежности почти в оцепенении, выглядя напряженным и неуверенным. Он сказал, что потерял свое видение, и я задавалась вопросом, было ли с этим связано какое-либо беспокойство.
— Почему бы тебе не повозиться с этим? Нарисуй или напиши что-нибудь.
— У тебя чистый дом, а искусство — это беспорядок.
— Мне все равно. Я бы не пригласила тебя сюда и не купила все эти вещи, если бы было по-другому.
— Я говорил тебе, что больше не рисую. — Он собирался бороться со мной изо всех сил, и я была готова принять вызов.
— Ну, это неправда. Я видела краску на твоих пальцах.
— Это не считается.
— Потому что это краска из баллончика?
— Просто потому, что это не считается.
— Беспорядок — это просто часть процесса. Разве ты думаешь, что я не спотыкаюсь или не забываю идеально вытягивать пальцы ног? То, что ты сторонишься этого, не делает тебя лучше. А совершая ошибки, ты как раз становишься лучше.
Он вздохнул, взял кисть и провел пальцами по щетине.
— Ты можешь включить какую-нибудь музыку?
— Конечно.
— Что-то легкое. Громкая музыка отвлекает.
— Хмм, — сказала я, думая, что включить, когда потянулась к своему телефону.
— Нет. Вот это, — сказал он, указывая кистью в направлении моего проигрывателя.
— Ох, я не думала, что такой молодой парень как ты, оценит это.
Он неодобрительно поднял на меня брови.
— Почему бы тебе не выбрать? — предложила я.
— Ты потанцуешь?
— А?
— Если я собираюсь, как по команде, рисовать, это как раскрыть свою душу. Я хочу, чтобы ты раскрыла мне свою. Это справедливо.
— Так вот как это должно быть? Ты показываешь мне свое, а я тебе свое?
— Я бы сказал наиболее классный вариант.
Этот обмен фразами заставил мое сердце затрепетать. Это было странно интимно, и низкий тон его голоса был почти соблазняющим. Эш был прав. Для меня это было просто мазать краски на холст, но когда он приравнял это к танцам, я поняла всю уязвимость в том, что просила его сделать.
— Хорошо. Хотя ты все еще можешь выбрать музыку.
Он положил кисть и присел на корточки, чтобы рассмотреть мою полку с пластинками.
— У тебя здесь на самом деле коллекция.
— Да. Это моего отца.
— Вы близки?
— Раньше были. А ты со своим?
— Раньше были. Он...? — конечно, он подумал об этом, кто бы расстался со своей коллекцией пластинок, пока не умер?
— Ох, нет... мои родители были очень строгие, по большей части нам не разрешали слушать музыку. Но в одну из ночей, мой отец пришел домой с работы и направился в свое логово, где слушал эти пластинки. Я пришла и села к нему на колени, и мы танцевали. Он ужасно двигался, — сказала я, смеясь, — на мой шестнадцатый день рождения, он восстановил проигрыватель и отдал мне всю свою коллекцию.
— Ничего себе.
— Да, это самый лучший подарок, который я когда-либо получала.
Он начал открывать конверт.
— Закрой глаза. Я не хочу, чтобы ты увидела, прежде чем музыка заиграет.
Я фыркнула.
— Хорошо.
Я сжала руки по бокам, когда прислушивалась к шагам Эша, пластинка была вытащена из конверта, затем он установил ее в проигрыватель и опустил иглу.
Знакомые аккорды пианино заполнили комнату, и я мгновенно признала песню Битлз, Golden Slumbers.
Я открыла глаза, а Эш уже распаковывал угли. У нас была сделка, поэтому я начала двигаться, и меня не заботило, что он делал, пока я танцевала. Мне нужно было сосредоточиться на музыке и своем теле. Поначалу я нервничала, даже была немного застенчива, но когда бы я ни смотрела на Эша, его нижняя губа была прикушена, и его руки порхали, когда его глаза перемещались от меня и назад на мольберт перед ним.