Но в моей голове хаос. В ушах уже стоит рёв, подобный тысячам рвущих на всей мощности моторов. У меня не получается собраться. Не по тому, что мне не дорога жизнь мамы. По тому, что я не могу принять услышанное, хотя и заставляю себя заговорить. Но вместо этого начинаю лишь усердней качать головой. Он лжёт. Должен. Здесь всё не настоящее, его слова в том числе. Просто ничего не могу поделать со слезами, прорвавшимся уже на мои глаза. Я их смаргиваю.
– Это – неправда! – говорю я совсем не то, на что он хочет услышать ответ.
И его взгляд, сменившийся настойчивостью, это подтверждает.
– Вся твоя жизнь, Елена, – неправда, – он добивает, но выглядит при этом так, словно меня жалеет. – Родители – не родные. Фамилия – чужая. Дата рождения – вымышленная. Я уже не говорю о том, что ты знаешь о своей сущности – обман, обман, обман. – Он разводит руками в стороны, будто недоумевает над сказанным, а потом соединяет ладони между собой, переходя на лёгкий, заботливый тон. – Но вот ведь не задача, что я являюсь, по сути, единственным, кто желает сказать тебе правду.
Я трясу головой. Нет, он, наоборот, тот, кто собирается окончательно изуродовать мою жизнь своими словами. И сейчас он довольствуется моей реакцией, весьма горделивая ухмылка взбирается на его губы, когда он подаётся вперед, упираясь локтями в колени.
– Я расскажу тебе всё, – начинает он по новой давить меня своей вежливостью, от которой меня просто тошнит. – Только для начала давай установим несколько правил. Первое – твоё физическое состояние должно находится на высшем уровне: ты пьёшь, ешь всё, что тебе приносят, хорошо спишь и позволяешь врачам следить за твоими показателями, – он немного медлит, позволяя осмыслить его наставления.
Но, когда он собирается возобновить перечислять правила, я не выдерживаю.
– Зачем вам это всё? – я пытаюсь повысить голос, чтобы дать понять, что не намерена его слушаться, но тот по-прежнему слаб, и у меня получается лишь шипеть. Поэтому я собираю все свои силы и сажусь, чтобы выглядеть убедительней. – Я не хочу принимать вашу пищу, воду, всё, что предлагаете, и то, что находится в этом месте. Не-хо-чу! – наконец, у меня получается процедить, показав всё своё отвращение. – Я просто хочу – умереть.
Я сама не ожидаю, что самое глубокое желание вырвется на свободу, но мне становится непередаваемо свободно без него. Однако, мне кажется, Виктора ничем не сломить. Он принимает, каждое моё слово как приятную вещь для себя.
– Я отвечу на твой вопрос чуть позже. – Заодно ещё и игнорирует. – Сейчас мы с тобой вернёмся к правилам.
И словно ни в чём не бывало продолжает:
– Второе правило – ты больше не позволишь себе разговаривать со мной подобным образом. Я хочу уважения с твоей стороны. Не забывай, благодаря кому ты, Елена, живёшь и дышишь.
Ничего не могу с собой поделать, я начинаю смеяться тихим и нервозным звуком. Хотя, по правде, я не знаю, что со мной происходит, одновременно со смехом слёзы душат горло эмоциями. Сумасшествие, признаюсь я себе. И в этой комнате сейчас находится два сумасшедших: я и Виктор, полагающий, что я действительно обязана его благодарить за жизнь, которую считаю в какой-то степени отвратной.
Но он непоколебим, ни один мускул на его высеченным из камня лице не дрогнет от моей реакции. Разве что его яро устремлённые на меня глаза наливаются злостью. Он снова запросто меня игнорирует.
– И третье, – говорит он на этот раз строже, отчего я понимаю, что сейчас прозвучит самая важная для него вещь, – ты смиришься со всем, что от тебя будет требоваться в будущем, тебе запрещено пробовать всё испортить, в независимости от того, как ты будешь к этому относиться.
Веселье, чем бы оно ни было вызвано: нервами или глупостью, развеивается из меня. Теперь в моём теле растёт напряжение, вызванное последними словами.
– Если вы…
Я не договариваю, он даже вида не подаёт, что я предприняла попытку заговорить. Его голос твёрже самой стали, заставляет меня мгновенно замолчать.
– Если ты, Елена, – выделяет он, давая понять мне, что он всё же слышал меня, – нарушишь хотя бы одно из них, то я незамедлительно отдам приказ убить твою мать. – На одну ровную секунду он делает паузу, чтобы снисходительно ухмыльнуться мне, а затем говорит, вырывая из моих лёгких вдох. – Не только приёмную, но и твою настоящую. Учти, Анна жива до сих пор лишь по тому, что я надеялся найти тебя и использовать её, как хорошую мотивацию для сотрудничества. Твоё неповиновение – означает то, что она мне больше не нужна.
Пропасть. Я снова падаю с немыслимой высоты в глубокую пустоту. Только на этот раз я нахожусь точно в сознании. Но это понимание всё равно ничего не меняет. Вокруг меня оседает ощутимый мрак, и перед глазами на какое-то время всё темнеет.
Есть только я и последние слова Виктора.
Когда я буквально заставляю себя сконцентрироваться на реальности, то вновь вижу перед собой протянутую руку со стаканом воды. Искренность возвращается в его улыбку на лице.
– Воды? – спрашивает он.