Если настигнет проклятие

Теперь в ушах топот, сердце подпрыгнуло к горлу, мне становится по-настоящему плохо. Кажется, что меня сейчас вырвет, и я с трудом оставляю воду у себя в желудке. В голове пульсирует одно единственное «был».

– Он?.. – больше я не в силах ничего выдать.

Я чувствую, как мои глаза расширились, наполнились слезами. Странная реакция. Я не должна оплакивать того, кого даже не знала. У меня другой отец, тот, который меня воспитал и стал лучшим на свете.

Но всё же моя душа разлетается на миллион осколков, когда Виктор легко и просто говорит:

– Да. Он – мёртв.

Сердце моё замирает. На мгновение, пока осмысливаю его слова. А затем оно колотится, колотится, колотится, колотится и… взрывается. Всё внутри меня горит огнём, словно мою душу жгут в раскаляющейся печке. Минуту я не могу дышать. Но потом начинаю интенсивно мотать головой.

– Нет, – восклицаю я громко. – Это не может быть правдой.

Виктор лишь небрежно разводит руками.

– Что? То, что Михаил давно мёртв? Может, тебе придётся поверить мне на слово. Прости, но у меня нет доказательств его сме…

– Нет, – ещё громче перебиваю я его. И мне уже плевать, какие правила я нарушаю. – Всё это, – кричу я, – не может быть правдой.

Я так и трясу головой. Виктор заметно мрачнеет, пытается что-то сказать. Но я снова и снова кричу:

– Нет!

Господи. Это должно быть сном. Это должно закончиться. Кто-то должен просто взять и вытянуть меня из этой тюрьмы моего воображения.

На моих плечах оказываются руки, я моментально собираюсь сбросить их, но хватка усиливается.

– Послушай меня. – Я качаю головой, задыхаясь от чувств. Но его голос повышается. – Мне придётся вколоть тебе успокоительное, если ты не возьмёшь себя в руки.

Роговицы глаз жжёт, мои ногти прорезают ткань кителя на плечах Виктора, когда я поднимаю на него взгляд.

– Это не поможет, – скриплю я. – Я схожу с ума.

Виктор качает головой, но он сейчас не отрицает. Он всего лишь на всего расстроен. А я наоборот киваю.

Да. Я схожу с ума. Мой собственный разум меня наказывает за то, что не любила своих настоящих родителей. Я их ненавидела, что они меня бросили. И совесть очевидно берёт сейчас вверх, уговорив разум отомстить за то, что я её никогда не слушала по поводу них.

– Ты не сходишь с ума, Елена. Просто, по-видимому, не способна принять столько информации, – предпринимает ещё одну попытку Виктор убедить меня в обратном.

Или это – не Виктор. А что-то созданное моим подсознанием.

– Нет. Схожу, – молвлю я уже безразлично. Я знаю, что за игру затеял со мной мой разум. – Это проклятие.

– Проклятия нет, – твёрже говорит оно.

Я слабо улыбаюсь, понимая, что разгадала его суть.

– Есть. Ты – моё проклятие.

Оно резче качает головой. Печаль расцветает на его неестественно гладком лице. Оно смотрит в мои глаза с грустной, заботливой теплотой.

– До следующей встречи, дитя моё.

Глава 18

День седьмой

Мысли подобно вирусу отравляют мой мозг. Съедают из него разумного человека. С каждой минутной я всё меньше и меньше убеждена в том, что происходящее реальность. Я остаюсь запертой в одиночестве своего рассудка. Здесь нет чего-то конкретного, есть только время, длящееся невозможно долго, долго, долго.

Это медленно убивает.

Вталкивает меня глубже в беспробудную бездну, из которой мне уже не выбраться никогда.

Я сама же закапываю себя, продолжая обдумывать и вспоминать.

Датская.

Датская.

Датская…

Я продолжаю повторять и повторять эту фамилию до тех пор, пока не привыкну к ней.

Возможно, я и не хочу этого, но хочу поддерживать свои мыслительные процессы включёнными, даже если они меня уродуют.

Датская.

Не могу поверить, что она являлась когда-то частью Ордена. Она попросту не могла. Не та женщина, которую я видела ежедневно – добрая, милая, нежная, подобна хрупкому цветку на сильном, устойчивом стебле. Её мутило даже от вида одной капли крови, не говоря уже о том, чтобы она смогла убить, например, вредное насекомое.

Тоже обман?

Замечательно сыгранная роль?

Боже, я не знаю, во что хочу верить.

Я не знаю, во что должна верить.

Всё это не прекращается. Идёт по кругу. Я всё время вспоминаю, сопоставляю и отрицаю. Единственное место, где мне есть спасение, – сон.

Но стоит мне едва открыть глаза, как сумасшествие радушно встречает моё пробуждение. Оно ждёт и мгновенно набрасывается снова и снова истерзать меня собственными мыслями.

Я устала.

В какой-то момент я просто сдаюсь и позволяю себе вспомнить хорошее. Знаю, что после меня будет терзать боль, а пустота в душе будет скулить и скрестись, как израненный, утомлённый зверь.

Уже проходила.

Но… мысли об Алеке кажутся единственным настоящим, что было в моей жизни. Мои чувства были настоящими и время, проведённое с ним, тоже являлось реальностью. Пусть даже после – и это попытались изуродовать правдой. Без разницы теперь, как мало мы имели, когда большее всё это время находилось в наших руках. Ключевое здесь – имели. Сейчас и этого у меня нет.

И никогда не будет.

Внезапно раздаётся щелчок замка, и всё моё тело наливается напряжением. Я в ожидании одного, кто может заставить меня чувствовать себя загнанной, но это не он.