Если настигнет проклятие

Знаю. Но он меня пугает. И одновременно… непередаваемо злит. Чувствую, как кровь начинает создавать шум в ушах, а пульс ускоряется. И Виктор прекрасно замечает мою реакцию, но она его только радует.

– Ты подчиняешь себе волю. Одно прикосновение – и всё будет так, как ты пожелаешь, – низкий голос Виктора настолько полон желания, будто оголодавший говорит о еде. – Благодаря тебе, я смогу контролировать гибридов, а значит и всю твою расу тоже. Если ты, Елена, ещё сама не поняла, каким образом у тебя получилось приручить своего друга-гибрида, то ответ всегда находился в твоей крови. – На этот раз его смех выходит странным и немного безумным. – Кстати, именно из-за Павла я понял, что ты не обычная Альфа. Один поцелуй решил всю твою судьбу. Как печально для тебя и в то же время превосходно для меня, не находишь?

Внутри меня всё изворачивается и бушует, но я ощущаю себя придавленной к месту. Ничего. Я ничего не могу сделать, чтобы это предотвратить. Я стану лишь нескончаемым источником крови и главным оружием в войне, в которой никогда не видела смысла.

Но теперь, после такого многочисленного времени в поиске ответов, всё становится наконец-то понятным.

– Вот, значит, как вы заставляли гибридов нападать, – говорю я, и сама не могу поверить, что мой голос ещё остаётся спокоен. – Также, как и заставили Тимура напасть на меня.

– Кого? Тимура? – с насмешкой изумляется он. – Я тебя умоляю, кого-кого, а его заставлять уж точно не приходилось. Этот сопливец сам жаждал во что бы то ни стало достать тебя.

Сбирая последние остатки самообладания, я проглатываю рвущуюся наружу ярость. Мои челюсти скрипят от того, как я их сжимаю. Виктор – всё же чудовище, хотя сейчас имеется уйма доводов, доказывающих, что и я точно такая же. Однако, я чудовище только физически. Виктор же – подлинное.

– И всё равно именно Вы обратили его гибридом, а не кто-то из, как вы утверждаете, ищущих способ отвлечься или развлечься, моей расы. – Я настолько набираюсь храбрости, что даже осмеливаюсь тыкнуть на него пальцем. Я не в состоянии молчать, даже если это моя последняя речь. – Его обратили вы! Тот, кто на самом деле всего лишь прикрывает свои действия репликами о защите невинных людей.

Виктор резко подаётся вперед, отчего я – машинально назад.

– Невинных? – во весь свой сильный голос переспрашивает он. Его гнев становится всё более неконтролируемым. – Ты хоть понимаешь, кого назвала сейчас невинным? Этого сопляка, который был настолько гнусным и жалким, что начал сразу же болтать всем подряд, что смог узреть в твоих глазах свечение? – звучит, как вопрос с его стороны, но он предназначен не мне. Он даже не собирается прерываться, безостановочно продолжая сражать меня своим нападением. – Ты называешь невинным того, кто даже думать не стал и секунды, когда ему предложили обратиться, пообещав всего одно преимущество – способность расправиться с Белинским, и он согласился. Да от таких, как он, требуется избавляться, когда они только ходить начинают, – цедит Виктор, яростно выплёвывая каждое слово. – И именно это я и сделал – всего лишь отчистил землю от мелкой грязи. Мир должен сказать мне спасибо за это.

Я трясу головой, не желая с ним соглашаться.

– Без разницы, кем он был, – тихо произношу я. – Вы – не Бог и не судья, чтобы вершить над судьбами тех, кого Вам заблагорассудится.

Хмыкнув, Виктор улыбается, но в этот раз я вижу неискренность улыбки в каждой чёрточке его идеально гладкого лица – оно перекошено злобой.

– Ошибаешься, дитя моё, – заявляет он слишком уверенно, – я столько сделал для этого мира, что вполне имею право выносить любые приговоры, которые только пожелаю.

Киваю, однако не для того, чтобы принять его утверждение, а чтобы подвести некий итог.

– Точно так же, как думаете, что я принадлежу вам, – объявляю я, используя все ту же наглость, считая, что, хотя бы один раз я заслужила стать услышанной.

Но Виктор лишь взрывается ещё больше.

– Ты принадлежишь мне! – невероятно громко беснуется он. И ярость грозит обжечь его лицо красной краской негодования. – Ты – моя. Всегда была. Еще до того, как появилась на этот свет. Когда я обнаружил Анну, она находилась при смерти, неспособная выносить тебя. Вы бы умерли обе, не приложи я руку к вашему спасению. И что я от этого поимел? – спрашивает он, и в этот раз его вопрос настоящий, терзающий его и задевающий в нём что-то живое. На его лбу появляются складки, печаль, смешивающаяся с обидой, искажает его выражение лица, когда он отвечает за меня. – Сплошное невежество и неблагодарность за такой неизмеримый подарок с моей стороны.

Однако я с ним не согласна. Всё во мне восстаёт отрицанием жуткого ощущения от его слов.

– Но я не просила ничего из этого. Не просила ни каких способностей и особенностей, – на грани отчаянной истерики заявляю я. – Я не просила меня спасать и делать из меня подопытного кролика. Все, что я когда-то хотела – простой жизни, которую могла бы прожить свободно.

– Ты не понимаешь ценности своего существования, – будто в глубоком бреду молвит он.