И даже сейчас, раскаяние – оно есть в его глазах, которое он не слишком-то хорошо пытается скрыть.
Я молча киваю ему, хотя и не соглашаюсь с его словами. И мне даже немного его жаль из-за того, что собираюсь с ним сделать.
Путь назад занимает более короткое время, теперь я понимаю, почему Даниил не смотрит в ту сторону, проходя мимо камер. Так проще. Обманчиво, но проще от мысли, что реальную помощь оказать им всё равно не получится.
В лифте стоит гробовая тишина, расползающаяся в воздухе привкусом надвигающейся беды. Даниил это чувствует, его плечи напряжены так, что будь они острыми об них можно было бы порезаться. Он нервничает, и не напрасно. Вероятно, то, что я задумала написано на моём сосредоточенном лице. Я готовлюсь к чему-то ужасному, но не испытываю за это никакого угрызения совести.
Они сами меня загнали в угол, выход из которого всего один. И я им непременно воспользуюсь.
Потому что там, в коридоре, когда Даниил мне помог встать, я поняла главное. Что бы за препарат они мне ни дали, он перестал действовать – мои ноги стоят на земле, как никогда уверенно.
Двери лифта открываются, и Даниил прежде, чем выйти, бросает на меня взгляд, думает о чем-то с секунду, но в итоге решает выйти первым. Возможно, он и предполагал, что я попробую в этот момент что-нибудь предпринять, но я ничего не делаю. Просто следую за ним, гадая, почему он позволил себе повернуться ко мне спиной, ожидая от меня какой-нибудь выходки. Но тут же решаю, что об этом не стоит размышлять.
Надежда на поблажки сейчас ни к чему.
Даниил вновь останавливается, когда до двери остаётся около метра и поворачивается лицом к камере распознавания. Именно в эти долгие пятнадцать секунд я набираю в грудь столько воздуха, сколько возможно, и перевожу напоследок дыхание.
Раздаётся гудок. Дверь открывается. Даниил делает шаг к двери и…
Я перехватываю открывающуюся дверь и что есть мочи бью ею Даниила. Он отшатывается, прижимаясь спиной к дверному проёму, и я снова резко отвожу дверь назад и вновь, и вновь бью ей Даниила, зажатого между ней и проёмом. Я не останавливаюсь даже тогда, когда вижу проступившую на его голове кровь. Вновь отвожу и бью, не предоставляя ему ни единой попытки попробовать её остановить.
Наконец Даниил теряет равновесие и, скатываясь, падает полностью без сознания. Я не колеблюсь, мигом исследую его нагрудный карман в поисках карточки. Он открывал ей не только дверь моей камеры, но и дверь Пашиной, а значит здесь не расщедрились на то, чтобы разнообразить замки, и это может сыграть мне на руку.
Карточка оказывается в противоположном кармане, и как только она у меня, разворачиваюсь, направляясь к той двери, которую, надеюсь, не приняла ошибочно за выход.
И бинго – это настоящая лестничная площадка.
Внутри меня зарождается странное волнующие чувство, когда быстро поднимаюсь наверх.
Это и надежда, и паника. Это и предвкушение, и страх.
Буря эмоций переворачивает все дни моего бессмысленного пребывания здесь в единственную цель – выбраться любой ценной.
Ровно через пролет я остановлюсь и молю, чтобы простая математика не подвела меня. Но когда открываю ещё одну дверь, вижу, какие у меня непреодолимые проблемы. Вернее, вижу их количество и начинаю по-настоящему паниковать.
Солдаты. Даже не сосчитать сколько их здесь. С десяток, не меньше, а-то и больше.
И святые угодники, я даже не уверена, что все они люди.
Я замираю, как вкопанная, не представляя, что делать дальше. Мысли, что они могут быть ещё где-то помимо той жуткой лаборатории, просто не возникало. А значит и плана у меня никакого соответствующего тоже нет.
Меня мгновенно же замечают, не передать словами, как округляются глаза одного из солдат, когда он меня видит и тут же, бросив своё оружие из рук, тянется к другому, находящемуся в кобуре на его поясе. Звук падающего пистолета привлекает всеобщее внимание, и в этот же момент поднимается немыслимый хаос.
Кто-то несётся ко мне, кто-то следует примеру первого солдата и сменяет оружие, а я наконец выхожу из оцепенения, получая хороший пинок от своего сознания. Кидаюсь вперёд к первому солдату и, выбив из его руки пистолет, оказываюсь за его спиной. Всего миллисекунда – и я сворачиваю ему шею.
В этот момент, когда раздаётся звук хруста костей, что-то во мне отключается, что-то живое и явно последнее, что отделяло меня от безумия и того самого монстра без души, которым всегда так боялась стать.
Но вот оно – мне абсолютно без разницы на смерть.