Если настигнет проклятие

И вдруг я вижу её – дверь на противоположной стороне, в углу. Совсем неприметную, но настоящую дверь с ручкой.

Он есть – выход.

Я не слышу, когда приезжает лифт, в моих ушах стоит шум от переизбытка адреналина и предвкушения, но я слышу голос Даниила – настойчивый и резкий.

– Не задерживайся.

Я что-то улавливаю в том, как он это произносит, но не могу быть уверенной, так как взгляд его поймать не могу.

Он ждёт, пока я войду в лифт, и только после заходит сам. Даниил напряжён и чего-то опасается, и я ошибочно могу предполагать, что он распознал мои мысли.

Двери за нами закрываются, и Даниил поворачивается к панели, на которой горит «-1» этаж. Я задерживаю дыхание, в животе клубком сворачивается нехорошее предчувствие, когда он нажимает «-3».

Я не дура и прекрасно могу понимать, что мы спускаемся туда, где находится что-то более опасное, чем я. И чутьё подсказывает, что я знаю, кто это может быть.

Лифт слишком быстро доставляет нас на нужный этаж и к этому времени на моём затылке уже проступает холодный пот.

Я оказываюсь права – солдаты повсюду. Стоят через каждые два метра вдоль каждой стены, и в их руках странное оружие, которое я никогда ранее не видела. Ещё более странное находится в кобуре на их поясе, и от него ужас сковывает моё тело сильнее.

Даниил подгоняет меня, положив руку на мою поясницу, и выводит из лифта. По этажу туда-сюда снуют люди, одетые в белые, накрахмаленные халаты, как у Александра. Другие же облачены полностью в белые защитные костюмы, а на их лица нацеплены маски.

Что это за место, твою мать, такое?

– Идём, – даёт команду Даниил, видя в какой я прихожу транс.

И я бы рада послать его ко всем чертям. Но мне по-прежнему требуется собрать как можно больше сведений об этом месте.

Даниил всё ещё подталкивает меня, я таращусь в обратном направлении тому, куда мы идём.

– Где мы? – осиливаю я.

И если честно не жду ответа, но Даниил удивляет меня.

– В той стороне – лаборатория. Но нам нужно в другую.

Его тон холоден, голос дрогнул на последнем слове, и это привлекает моё внимание. Он не хочет туда идти. И повернувшись, я понимаю почему.

– Это камеры? – Не разобрать вопрос это или утверждение, я знаю лишь, что меня едва ли не тошнит от собственных же слов.

Даниил не сразу отвечает.

– Да, – выдавливает он из себя.

И его действительно можно понять, хотя и не уверена, почему он вообще переживает.

Там они – Альфы и Омеги. Они не подают особых признаков, по которым их можно распознать, но их чувствуют моя кровь. Она бурлит, горит, обжигает вены, когда мы проходим мимо прозрачных стен.

Я вижу всё. Каждое увечье, размазанную кровь, изодранную одежду на едва дышащих телах.

На них ставят эксперименты также, как и собираются сделать со мной.

Желудок поднимается всё выше, пока я не чувствую желчь у себя во рту. В глазах стоят слёзы. Мне кажется я захлёбываюсь чувством ненависти и бесполезности.

Это должно прекратится!

Голова начинает кружится, и я останавливаюсь, боль раскалывает череп на части, и я хватаюсь за волосы, чтобы уменьшить её. И так слабые после микстуры ноги грозят в любую секунду перестать держать меня вертикально, и я почему-то совсем не против оказаться сейчас на полу.

Всё, что я хочу, чтобы этот ужас закончился.

Мир кружится, кружится, кружится, кружится.

А затем меня под руки кто-то подхватывает, заставляя мои вялые ноги передвигаться, и они предательски ему помогают, пока мы не оказываемся там, где свет становится притемнённым и не столь белым. Серым?

Глаза не сразу разбирают подобную смену. Но когда я поднимаю голову, то больше не вижу камер, что детально показывают издевательства над живыми людьми.

В одной из подобных клеток может быть моя мать. И когда-то, наверняка, был мой отец. Я чувствую, что меня тошнит, и едва оставляю содержимое своего желудка внутри. Но мне плохо. Так плохо, что хочется плакать и плакать, пока этот мир не сгорит дотла в адском пламени.

Виктор хотел, чтобы я это увидела. Он хочет меня уничтожить морально, пока я не сдамся и не приму всё, что он предлагает…

Но именно с этой мыслью я заставляю свои ноги стоять уверенно, отстраняясь от Даниила. Никому из них не позволю подобраться ко мне так близко. Сказать, что я их призираю, будет слишком мягким описанием моего отношения.

Даниил смотрит на меня, как на прокажённую. Неужели его чувства тоже можно задеть?

– Соберись, мы не на экскурсии. Ты не так уж и много получила препарата, чтобы не могла оставаться в нормальном состоянии, – говорит он с каплей осуждения и одновременно отвращения в голосе, и я не могу понять, к чему относится последнее. – Тебе всего-то надо ненадолго встретиться с одним своим знакомым. Надеюсь, с этим ты справишься.

Он выплёвывает «знакомым» так, будто я должна понимать, о ком идёт речь. Хотя и по моему резко ускорившемуся сердцебиению Даниил может отметить свою правоту. Возможно, я понимаю, о ком идёт речь. Но вот готова ли принять это?