– Да, но мы собираемся заняться продвижением альбома
Зак кивает, и я чувствую вспышку разочарования по отношению к нему.
– В этом есть смысл, – говорит он. – Итак, значит, январь?
– Да! Можем вернуться к разговору в январе, – говорит Дэвид.
– В январе, – говорю я, – появится еще одна причина, по которой мы не сможем сделать каминг-аут.
– Мы не можем предсказать будущее.
– Нет? А я могу. Либо группа распадается и вы больше о нас не услышите, либо группа преуспевает. И если группа преуспеет, всегда что-нибудь найдется. Еще одно международное турне. Еще один альбом. Еще одна предстоящая награда, за которую проголосовали гомофобы.
Джефф закатывает глаза.
– Тебе не кажется, что ты драматизируешь, Рубен?
Драматизируешь. Он говорит, как мамочка.
В этот момент я ненавижу его. Но также на долю секунды сомневаюсь в себе, просто потому что здесь есть совпадения. Если два человека в моей жизни думают, что у меня есть склонность слишком остро на все реагировать… может, они правы?
Или это просто самый простой способ заткнуть меня и они оба лишь со временем поняли это?
Так и есть. В краткий миг неуверенности в себе, когда я откидываюсь на спинку стула с открытым ртом, Джефф набрасывается на меня.
– Я опаздываю на встречу, но должен закончить. Наши следующие шаги – это повторная встреча в январе для рассмотрения ситуации. Рубен, как бы сильно ты ни сомневался, ты поймешь, что здесь нужна осторожность. Подходящее время придет, и когда оно придет, за вами будет стоять сплоченная команда. Ну, это если вы двое все еще будете вместе в январе. А если нет? Никто и не пострадает!
– Я тебе не верю.
– Ну что ж, – он смотрит прямо в камеру, и кажется, что прямо в глаза. – Тебе просто придется смириться.
Пока Дэвид, Джефф и Зак бормочут друг другу «пока», я молчу, пристально глядя в камеру. Лицо Дэвида исчезает. Потом и Джефф. Остался только Зак, его лицо полностью заполняет экран.
Значит, это все? Все кончено?
Я уже на три четверти пропал.
Я весь исчез.
Зак корчит гримасу.
– Итак. Все прошло хорошо.
Я задыхаюсь от ярости. У меня в груди словно пузырится котел с кислотой, давит на кожу изнутри, я чувствую, что вот-вот лопну от давления. Но гнев на Дэвида и Джеффа может подождать. Мне нужно кое-что прояснить с Заком, прямо сейчас.
– Как ты мог согласиться с ними насчет января? – спрашиваю я.
– Ох, – он моргает, выглядя озадаченным. – Я не знаю. Они просто поставили нас на место, и казалось, что они правы. Но потом ты сказал, что не веришь им, и, безусловно, ты прав. Я не думал об этом в таком ключе, пока ты не сказал это. Но нет, я согласен с тобой. Они не позволят нам сделать каминг-аут.
– Хорошо, – говорю я. – И мне все равно, что они говорят. С меня хватит.
– Что ты имеешь в виду?
– Это… мне… уже надоело. Я не собираюсь сидеть и слушать это снова и снова всю оставшуюся жизнь. Я прошу разрешения сделать каминг-аут с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать.
Зак выглядит потрясенным. Честно говоря, я ошеломлен, увидев это выражение на его лице. Да, я никогда не обсуждал свое разочарование по поводу того, что
И все же.
– Ты… все это время просил сделать каминг-аут?
– Да. Однако никогда нет подходящего времени. Они заставляют меня лгать, и лгать, и лгать. Каждый раз, когда я выхожу на сцену. Каждое интервью. Каждое событие они заставляют меня притворяться. И это всегда «временно». Раньше это звучало: «Нет необходимости раскрывать информацию, пока у тебя не появится парень». Потом я встречался с Натаниэлем, и мне пришлось держать все в секрете, потому что меня номинировали на звание холостяка года, а затем мы расстались. Помнишь тот журнал, в котором была наша с Натаниэлем фотография в Мичигане? Мы видели папарацци, и я все равно поцеловал его, а потом хотел сказать, что это был несчастный случай.
Зак смотрит на меня так, будто я мутировал прямо у него на глазах.
– Подожди, теперь… все ясно. Они никогда не позволят нам признаться?