Через несколько часов запутанный клубок оформительской волокиты привел Гноссоса в кабинет самого декана. Просторно, кожаные кресла, похоже на библиотеку, только вместо книг – минералогические образцы. Редкие разновидности известняка, кварца, сланца из ущелий, куски угля из пластов Ньюкастла, пористые слои гавайской магмы, кремнезем, гранит, самоцветы. Осколки и обломки нелепой карьеры, прерванной коллегами, нахнокавшими некомпетентность. Вместо того, чтобы привязать к ноге глыбу каррарского мрамора и утопить в Меандре, его сделали деканом. Формовщиком человеков.
Но они забыли про меня.
– Да, сэр, мистер, – говорит декан Магнолия, – все верно. Пять долларов.
– Экстраординарная сумма. Вы должны понимать, что после дрейфа на льдине, я вам об этом рассказывал, мне было весьма затруднительно, если не сказать больше, вернуться в Афину вовремя.
– Естественно, я понимаю вашу ситуацию. Но тем не менее, администрация придерживается определенных правил, и мы вынуждены им подчиняться.
– Мне придется заплатить серебряными долларами.
– Простите, не понял?
– Серебряными долларами Соединенных Штатов. Федеральный резервный банк их признает.
– Я не совсем понимаю…
– И они выдаются там в обмен на серебро.
– А, да-да, конечно.
– Я могу быть уверен, что вы их примете?
– А нет ли у вас бумажных денег, мистер…
– Мой последний работодатель никогда ими не пользовался. Бактерии.
– Вот как?
– Вы не представляете, какое количество паразитических колоний разрастается посредством долларовых банкнот. Осмотически. Пока это теория, конечно.
– Я вижу, вы питаете большой интерес к медицине, мистер… гм…
– Я собираюсь стать онкохирургом.
– А-а.
– Докопаться до внутренностей, найти болезнь, удалить опухоль.
– Рад слышать, что вы так быстро приняли решение. Большинство ваших товарищей-студентов…
– Да, я понимаю. Они тратят слишком много времени на борьбу со своей неуверенностью.
– Совершенно точно.
– Бесцельные блуждания по расходящимся тропкам юности, безответственность, неспособность вовремя выйти на Верную Дорогу. Это должно вызывать недоумение у такого человека, как вы, чье предназначение – расставлять знаки, указывать путь и тому подобное.
Декан Магнолия крутился в кресле, поглаживая кусок окаменевшей Саратога-Спрингс.
– Это так живительно – поговорить с человеком, понимающим твою позицию. Вы были бы удивлены, поистине удивлены, узнав сколько малосимпатичных юнцов проходит из года в год через этот кабинет.
– Я не удивлен, сэр. – Отвлекай кота играми, сбережешь пять баксов.
– Это один из симптомов времени. Беспокойство. Нерешительность. Ожидание Счастливого Случая. То, что первый доктор Паппадопулис называл синдромом Легкого Хлеба.
– Первый доктор, гм… – Очки без оправы ползут по картофельному носу, кожаное кресло скрипит под весом туловища.
– Мой отец, сэр. Погиб во влажных джунглях Рангуна. Эксперимент ЮНЕСКО. «Таймс» посвятил его памяти специальный выпуск – возможно, вы читали.
– Да, я хорошо помню. Должно быть, такой удар для вас и вашей матушки.
– Она погибла вместе с ним, сэр. – Взгляд в пол. Поморгать.
– Ах. Определенно, я вам так сочувствую.
– Ничего, я был к этому готов. Мне можно идти? Пора садиться за книги. Время – деньги.
– Конечно, мой мальчик. Заглядывайте иногда. Если захочется поговорить о своих планах. Для того я здесь и сижу.
Разбежался.
– Благодарю вас, сэр. – Через весь кабинет, рюкзак на плечо, уже почти в дверях.
– Ох, э-э, мистер Паппадопуласс…
– Да, сэр?
– Мы, э-э, забыли о вашей плате. За, э-э, опоздание на оформление.
Спокойно, ты будешь отмщен.
– Разумеется. Весьма извиняюсь, должно быть, я расстроился.
Только посмотрите на него. Благосклонная улыбка. Седины мудреца. Исполняет благородную миссию. Играет с камешками. Интересно, если хер у него заизвесткуется, то отломится или нет?
4
Но совсем на другом уровне, там, где отмеряется особый сорт университетского времени, на верхнем этаже под косой крышей Полином-холла, он нашел худую и вечно эзотерическую фигуру Калвина Блэкнесса. Там его обнаружил Гноссос, там все это время Гноссоса и ждали: под огромным мансардным окном сияющей белой студии, сами стены которой впитали в себя запахи льняного масла, скипидара, краски, шлихты, ладана и розовой воды. Старина Блэкнесс, единственный из друзей-советчиков, кто после долгого раздумья так и не дал Гноссосу своего учительского благословения на экспедицию по асфальтовым морям, кто предостерегал его от заговорщицкой дружбы Г. Алонзо Овуса, кто один заранее знал о парадоксальных ловушках Исключения. Не соглашаясь по сути и не вставая на его сторону, он был для Гноссоса понимающим ухом и единственной мишенью интроспективных монологов. Только ему бродяга мог открыть секрет.