Если она кровоточит

Холли, которая чертовски хорошо знала, что это так, сказала:”Я думаю, чек у меня в кармане пальто».

Пока все хорошо. Но потом, совершенно неожиданно, Шарлотта предложила им пойти к Генри и пожелать ему веселого-веселого вечера, потому что Холли в этот знаменательный день там не будет. Холли взглянула на часы. Без четверти девять. Она надеялась быть в дороге и направиться на юг к девяти часам, но есть такая вещь, как чрезмерное навязчивое поведение-почему, собственно, она хочет приехать на пять часов раньше? К тому же, если дела у Ондовского пойдут плохо, это будет ее последний шанс увидеть Генри, и ей было любопытно, что он сказал: "Почему ты боишься?

Откуда он это знает? Он определенно никогда раньше не казался особенно чувствительным к чувствам других людей. Скорее наоборот, на самом деле.

Так что Холли согласилась, и они поехали, а Шарлотта настояла на том, чтобы сесть за руль, и на знаке "Стоп" с четырьмя полосами стояла Фендер-Бендер. Подушки безопасности не сработали, никто не пострадал, полиция не была вызвана, но Шарлотте пришлось прибегнуть к вполне предсказуемым оправданиям. Она вызвала мифический участок льда, игнорируя тот факт, что она только замедлила ход, а не остановилась на четырехполосной дороге, как она всегда делала; всю свою жизнь вождения Шарлотта Гибни полагала, что у нее есть право на дорогу.

Мужчина в другой машине был достаточно любезен, кивая и соглашаясь со всем, что говорила Шарлотта, но это было связано с обменом страховыми карточками, и к тому времени, когда они снова отправились в путь (Холли была совершенно уверена, что мужчина, чье крыло они ударили, подмигнул ей, прежде чем вернуться в свою машину), было уже десять часов, и визит оказался полным провалом. Генри понятия не имел, кто они такие. Он сказал, что ему нужно одеться для работы, и попросил их не беспокоить его. Когда Холли поцеловала его на прощание, он подозрительно посмотрел на нее и спросил, не является ли это делом Свидетелей Иеговы.

“Ты поедешь обратно, - сказала Шарлотта, когда они вышли на улицу. “Я слишком расстроена.”

Холли была более чем счастлива сделать это.

Она оставила свою дорожную сумку в прихожей. Перекинув ее через плечо и повернувшись к матери, чтобы попрощаться с ней, на прощание—два сухих поцелуя в щеку,—Шарлотта обняла дочь, которую всю свою жизнь порочила и унижала (не всегда бессознательно), и разрыдалась.

“Не уходи. Пожалуйста, останься еще на один день. Если ты не можешь остаться до Рождества, то хотя бы останься на выходные. Я не могу оставаться одна. Ещё нет. Может быть, после Рождества, но не сейчас.”

Мать вцепилась в нее, как утопающая, и Холли с трудом подавила паническое желание не просто оттолкнуть ее, но и дать отпор. Она терпела это объятие так долго, как только могла, а потом высвободилась.

- Мне нужно идти, мама. У меня назначена встреча.”

- Ты имеешь в виду свидание? Шарлотта улыбнулась: Не очень-то приятно. В нем было слишком много зубов. Холли думала, что ей надоело быть шокированной своей матерью, но оказалось, что это не так. - Неужели? - Ты?”

"Помни, что это может быть последний раз, когда ты ее видишь", - подумала Холли. Если это так, то ты не хочешь уходить с гневными словами. Ты можешь снова рассердиться на нее, если переживешь это.

“Это что-то другое, - сказала она. “Но давай выпьем чаю. У меня есть на это время.”

Итак, они пили чай с финиковым печеньем, которое Холли всегда терпеть не могла (оно почему-то было темным), и было уже почти одиннадцать, когда она наконец смогла выбраться из дома матери, где все еще витал аромат лимонных свечей. Она поцеловала Шарлотту в щеку, когда они стояли на крыльце. - Я люблю тебя, мама.”

“Я тоже тебя люблю.”

Холли уже подошла к дверце своей взятой напрокат машины и почти дотронулась до ручки, когда Шарлотта окликнула ее. Холли обернулась, почти ожидая, что ее мать вот-вот спрыгнет вниз по ступенькам, раскинув руки, сцепив пальцы в когти и крича: "Стой! Ты должна остаться! Я приказываю тебе!

Но Шарлотта все еще стояла на крыльце, обхватив себя руками за талию. Дрожащая. Она выглядела старой и несчастной. “Я ошиблась насчет халата, - сказала она. “Это мой размер. Должно быть, я неправильно прочитала бирку.”

Холли улыбнулась: - Это хорошо, мама. Я рада.”

Она попятилась назад по подъездной дорожке, проверила, нет ли машин, и повернула к магистрали. Десять минут двенадцатого. Много времени.

Вот что она тогда подумала.

2

Ее неспособность выяснить причину задержки только усиливает тревогу Холли. Местные станции AM и FM ничего ей не говорят, в том числе и та, которая, как предполагается, имеет информацию о дорожном движении на магистрали. Ее приложение Waze, обычно такое надежное, совершенно бесполезно. На экране появляется улыбающийся маленький человечек копающий лопатой яму над сообщением МЫ СЕЙЧАС НАХОДИМСЯ ПОД РЕКОНСТРУКЦИЕЙ. НО СКОРО ВЕРНЕМСЯ!

Твою мать.